Elanь : razskazы

62 важныя событія своими собственными средствами, своими зарубками. Вотъ пріѣхалъ въ Бѣлградъ впервые захудалый звѣринецъ: ощипанный орелъ, опаршивѣвшій волкъ, вонючій хорекъ, трясущаяся отъ холода чахоточная обезьяна, два крикливые попугая Ара и, наконецъ, гвоздь звѣринца рыжечерно-пѣгій, длинношеій, несообразно долговязый жираффъ. Конечно, онъ поразилъ общее воображеніе. Да и не мудрено! Вѣдь самъ г. Гегечкори, человѣкъ высокаго интеллекта, смотрѣлъ, смотрѣлъ въ англійскомъ зоологическомъ саду на жираффа (экземпляръ исключительныхъ размѣровъ), а потомъ, махнувъ рукой, сказалъ: „не можетъ быть!" и недовольный вышелъ изъ сада. И теперь легко понять почему бѣлградскій жираффъ былъ увѣковѣченъ первой, вновь открышейся шашлычной лавочкой. Еше понятнѣе, почему землетрясеніе оставило по себѣ историческую память въ кабачкѣ „Код землетреса". Что касается до семи умершихъ русскихъ, то здѣсь въ основѣтемная, кровавая, почти недостовѣрная трагедія. Игралъ гдѣ-то въ Бѣлградѣ по вечерамъ русскій оркестръ: шесть музыкантовъ, седьмой дирижеръ, онъ хозяинъ, восьмая — жена хозяина — пѣла. Теперь уже трудно выяснить какъ все произошло:, былъ ли дирижеръ не въ мѣру ревнивъ, была ли женщина черезчуръ расточительна на знаки вниманія къ мужчинамъ, или, просто, написалъ какой нибудь негодяй анонимное письмо — только однажды вечеромъ, выйдя на эстраду, мужъ вытащилъ изъ кармана ноганъ и разъ за разомъ выстрѣлилъ въ каждаго изъ шести. Седьмой пулей онъ убилъ себя самого. Жена осталась жива. Я не ручаюсь за точность разсказа, передаю его, какъ слышалъ. Что же касается веселой бабы на мосту, то это воспоминаніе понятнѣе понятнаго. Должно быть и до сихъ поръ старые — престарые старикі, сидя теплымъ лѣтнимъ вечеромъ на завалинкѣ, вполголоса, улыбаясь беззубыми ртами, вспоминаютъ эту егозливую бабу, сверстницу ихъ молодости, и опасливо озираются назадъ: не слышитъ ли молодежь?