Izabrannыe razskazы

204 Черезъ минуту прибавилъ: Всѣ они ничего не понимаютъ. Ничего. Въ главномъ, Дизи. Въ этотъ день знатныхъ посѣтителей больше не было» А незнатнымъ говорили, что художникъ слабъ и разговоры ему вредны» Такъ распорядился медикъ Папы, Джакомо да Врещія, лѣчившій его. Видимо, былъ- онъ правъ: Рафаэль очень ослабѣлъ. Вечеромъ, однако, уснулъ хорошо. Въ полночь вдругъ хлынулъ теплый,-весенній ливень. Ровньіи, мягко-глуховатый шумъ сначала удивилъ его, онъ проснулся: йіЙ это“? И когда ему объяснили, опять замолкъ .Быть можетъ самый гулъ успокаивалъ. Онъ опятъ заснулъ. И хотя дышалъ тяжко, все-же сонъ подкрѣпилъ его и ободрилъ. Утромъ Джакомо нашелъ, что жаръ меньше^ и сердце лучше. Правда, весь день чувствовалъ' онъ себя легче. Говорилъ, хотя и тихо; пробовалъ даже читать. Ему пріятно было, что отовсюду Спрашивали о его здоровьѣ, присылали букеты цвѣтовъ. Отъ Бембо получилъ онъ античную вазу — подвиги Энея изображались на ней. Кардиналъ Ъиббіена подарилъ маленькаго бѣлаго попугая, который говорилъ: „Ми-лый Ра-фа-эль! Ми-лый Ра-фа-эль!“ Художника онъ повеселилъ. Передъ вечеромъ высокій, львиноволосый Агостино Киджи навѣСтилъ его. Рафаэль улыбнзглся, какъ будто радъ былъ его видѣть. Агостино тряхнулъ своей гривой. — Ну? Лучше? То-то вотъ и есть,., дорогой нашъ Рафаэль. Значитъ, вы напрасно испугали меня. — Мнѣ пріятно, что моя судьба васъ заботитъ. Онъ глядѣлъ огромными, очень покойными своими глазами въ окно, гдѣ вечерній, зеркально золотистый свѣтъ втекалъ легкими струями. Небо было прозрачно, нѣжно. Оно наполнилось предзакатнымъ очарованіемъ дня погожаго, весенняго, омытаго вечернимъ дождемъ. Медленно и слабо звонили въ церкви. Вся жизнь, — сказалъ Рафаэль: — какъ вонъ то облачко, золотая ладья, скользящая въ закатѣ. Приходитъ, уходитъ.