Besѣdы sъ sobstvennыmъ serdcemъ : (razmыšlenія i zamѣtki)

инока, всецѣло устремленная къ горнему міру. Подвижникъ конечно, гораздо болѣе, чѣмъ поэтъ, есть „небесъ избранникъ". Его призваніе — созерцать Вѣчный Божественный Ликъ, какъ „вожделѣнную красоту", по слову Василія Великаго, и жить въ атмосферѣ высокаго „вдохновенія, звуковъ сладкихъ и молитвъ", которыми великіе иноки питали и воспитывали весь міръ. Пушкинъ самъ испыталъ на себѣ благотворное вліяніе сосредоточенной уединенной жизни, просвѣтляющей душу и углубляющей мысль. Объ этомъ онъ краснорѣчиво говоритъ въ своемъ извѣстномъ обращеніи къ Чаадаеву, описывая дни своего бессарабскаго изгнанія. Оставя шумный кругъ безумцевъ молодыхъ Въ изгнаніи моемъ я не жалѣлъ объ нихъ. Вздохнувъ, оставилъ я другія заблужденія... И сѣти разорвавъ, гдѣ бился я въ плѣну, Для сердца новую вкушаю тишину. Въ уединеніи мой своенравный геній Позналъ и тихій трудъ и жажду размышленій, Владѣю днемъ моимъ, съ порядкомъ друженъ умъ. Учусь удерживать вниманье долгихъ думъ. Не менѣе ярко опоэтизировалъ онъ свою Михайловскую пустыню, въ которой часто спасался отъ шумнаго свѣта и гдѣ углублялись родники его творческаго генія въ то время, когда онъ оставался наединѣ съ самимъ собой и съ своимъ дарованіемъ. Привѣтствую тебя, пустынный уголокъ, Пріютъ спокойствія, трудовъ и вдохновенья... Я здѣсь отъ суетныхъ оковъ освобожденный, Учуся въ истинѣ блаженство находить, Свободною душой законъ боготворить... Оракулы вѣковъ, здѣсь вопрошаю васъ. Въ уединеньи величавомъ Слышнѣе вашъ отрадный гласъ, Онъ гонитъ лѣни сонъ угрюмый, Къ трудамъ рождаетъ жаръ во мнѣ И ваши творческія думы Въ душевной зрѣютъ глубинѣ. 112