BЪlgradkiй Puškinskiй sbornikь

196

„ПолтавЪ“. Въ сознании Мар!и Кочубей сталкиваются самым ужаснымъ образомъ два влечен!я и два долга — по отношеню къ родителямъ и по отношеню къ МазепЪ. Это — та форма ‘рагизма, которую Гегель почиталъ за самую сущностьтрагическаго, —противоборство двухъ обязанностей, ПРорре]!рсМеп, подъ гнетомъ этого мучительнаго противоборства героиня погибаетьъ—сходитъ съ ума. Въ „Скупомъ рыцар5“, котораго слЪдуетъ отнести къ шестой групп, угрызения совЪсти, и очень сильныя, были когда-то, однако, они оказались въ немъ недойсшвенны, они притупились, при постепенномъ его погружен! въ преступную дЗятельность:

„Иль скажетъ сынъ,

Что сердце у меня обросло мохомъ,

Что я не зналъ желанй, что меня

И сов$сть никогда не грызла, — совтость, Когтистый звЪрь, скребупий сердце, —совЪсть, Незваный гость, докучный собес$дникъ, Заимодавецъ грубый; эта вЪдьма,

Отъ коей меркнетъ мЪсяцъ, и могилы Смущаются и мертвыхъ высылаютъ“.

5) Пятый видъ трагическаго представляетъ судьба героевъ. которые не проявляютъ раскаяв!я въ совершенномъ преступлени, по крайней мЪрЪ въ рамкахъ Пушкинскаго повЪствован!1я. Это—жертвы прошиворьшя страсшей, какъ, напримБръ, Алеко и Сальери. Алеко говоритъ ЗемфирЪ:

..... „Когда бъ ты знала, Когда бы ты воображала

Неволю душныхъ городовъ,

Тамъ люди въ кучахъ, за оградой, Не дышатъ утренней прохладой, Ни вешнимъ запахомъ луговъ, Любви стыдятся, мысли гонять, Торгують волею своей,

Главу предь идолами клоняшь

И просятъ денегъ да ц$пей“.

Однако, этотъ пропов$дникъ „свободы“, врагъ всякихъ „‚идоловъ“, цфпей, приговора предразсужденй, проявляетъ вмЪсто уваженя ко свобод и привольной цыганской жизни, только грубый произволъ и жестокость.

Въ таюя же противор$ч1я страстей впадаетъ и Сальери. Онъ, преклоняясь передъ генемъ Моцарта, въ то же время въ порывЪ зависти проникается безумной 1А6е Нхе, будто высокая мисся его, Сальери, заключается въ томъ, чтобы

убить этого гения: