Elanь : razskazы

131 дами... Мысль злая, вредная и пустая. Отъ нея гибель странѣ и горе человѣчеству! За окномъ уже сѣрѣлъ разсвѣтъ: неясно темнѣли деревья парка. Тѣнь продолжала: — Я, одинъ я былъ правъ въ государственныхъ заботахъ, и теперь понимаю это въ совершенствѣ. Пусть, какъ человѣкъ, я въ моемъ человѣческомъ естествѣ, былъ подверженъ земнымъ слабостямъ: гнѣву, вспыльчивости, недовѣрію, порой даже жестокости. Но, какъ помазанникъ и избранникъ Божій, я лишь передъ Нимъ однимъ несъ страшный отвѣтъ за все мною сдѣланное. Я былъ—одинъ. А внизу меня былъ мой народъ. И все уравнивалось, все обезличивалось, подъ моей полной, абсолютной властью, все теряло свою волю. Не было въ глазахъ моихъ ни малѣйшей разницы между знатнѣйшимъ дворяниномъ моего государства и послѣднимъ мужикомъ, солдатомъ, или нищимъ. Я не зналъ чувства лицепріятія, но стремилъ ввѣренный мнѣ свыше народъ къ благу, здоровью и счастью. Тѣ, кто убили меня, они же и прославили меня сумасброднымъ деспотомъ. Имъ нельзя было поступить иначе, ибо въ этомъ было подобіе ихъ оправданія передъ потомствомъ. А исторія? — съ горечью сказалъ Призракъ. — Исторіяпослушная, угодливая, лживая и подкупная раба, когда она пишется современниками. Народъ правдивѣе исторіи и память его благодарнѣе. Скажи мнѣ, молодой и глупый человѣкъ, бывалъ ли ты въ Петропавловскомъ соборѣ, въ усыпальницѣ Русскихъ Царей? — Никакъ нѣтъ, В. И. В. — торопливо и виновато отвѣтилъ Заяцъ. — Тамъ моя гробница. И вотъ уже больше ста лѣтъ около нея всегда толпятся молящіеся люди. Знаешь ли, въ чемъ они просятъ у меня заступничества? Просятъ о смягченіи сердецъ судей суровыхъ и неправедныхъ. Это тѣ, кто пріѣзжаютъ въ столицу по дѣламъ суда, или тяжбы. И духъ мой радостенъ: народъ своей безошибочной душою понялъ меня, оцѣнилъ и бережно сохранилъ въ своей памяти, — меня, самодержавнѣйшаго и несчастнѣйшаго изъ монарховъ... 9*