--- i smolkli kolokola

50 і ѣлось тепла и уюта, но не того, что скрывается вотъ за этой стеклянной дверью, а того далекаго прошлаго, какъ далекій, красивый сонъ. Вставъ, Галимовъ припалъ пылающей голоеой къ холодному столбу веранды. Тихо мерцали яркія звѣзды на небѣ, глухо вздыхало далекое море, вѣтерокъ шаловливо игралъ листьями липы, но вдругъ, сорвавшись, умчался за горы. Притихла темная южная ночь, стоитъ молчаливымъ стражемъ у дверей времени и какъ бы своимъ молчаніемъ говоритъ: — Тише ты, суетный, грѣшный міръ. Остановись! Преклони голову передъ событіями, имѣвшими мѣсто многіе вѣка тому назадъ въ такую же ночь! И истекая кровавымъ потомъ подъ тяжестью креста, міръ замеръ въ ожиданіи свѣта — Воскресенія. Гдѣ то рѣзко, непріятно загудѣлъ автомобиль, и жужжаніе какимъ то рѣзкимъ диссонансомъ ворвалось въ ночной покой... Галимовъ, выпрямившись, смотрѣлъ въ темную прямую аллею, и ему казалось, что изъ этой темной полосы и несется тотъ непріятный стукъ и ревъ, который спугнулъ его сказку... А моторъ гдѣ то уже совсѣмъ близко стучалъ, фыркалъ и наконецъ шумно подкатилъ къ дому. Пріѣхалъ кто то новый и, конечно, больной. Галимовъ быстро направился въ комнаты. Не хотѣлось видѣть много разъ видѣнную картину: разбитое, измученное, съ безкровными губами лицо, повязки, костыли и т. п.