Koleso vremeni : (romanъ) : raskazы

15 Глава III. СУПЕРКАРГО. Вообрази себѣ большую бетонную комнату, въ зеленоватомъ тускломъ освѣщеніи. Въ ней нѣтъ ничего, кромѣ деревяннаго, некрашенаго стола, на которомъ аккуратными рядами разложены штукъ тридцать-сорокъ голландскихъ печныхъ кафелей, ну, вотъ, тѣхъ самыхъ изразцовъ съ незатѣйливымъ синимъ рисункомъ, которые намъ такъ были любы на нашихъ „голанкахъц. И на каждой изъ этихъ плитокъ мнѣ приказано кѣмъ то раскладывать правильными линіями, въ строгомъ порядкѣ, старыя почтовыя марки, разныхъ цвѣтовъ, годовъ и странъ, каждую — по своей категоріи. Но огромная бѣльевая корзина, стоящая на полу, подлѣ меня, переполнена марками свыше верха. Когда, чортъ возьми, окончу я эту идіотскую работу. Глаза мои устали и плохо видятъ: руки тяжелы, неловки и не хотятъ меня слушаться; марки прилипаютъ къ пальцамъ и разлетаются во всѣ стороны отъ моего дыханія. Но не это самое главное. Самое важное въ томъ, что окончанія моей работы ждетъ нетерпѣливо какая то знакомая, но забытая мною, непонятная женщина. Она невидима, но угадывается мною. Она — въ родѣ колеблящейся неясной фигуры духа на спиритическихъ сеансахъ, или туманнаго блѣднаго образа, какъ рисуютъ привидѣнія на картинахъ, и, въ тоже время, я знаю, что она тѣлесная: живая и теплая, и, чѣмъ скорѣе я разложу по мѣстамъ марки, тѣмъ скорѣе увижу ее въ настоящемъ видѣ. Надо только спѣшить, спѣшить, спѣшить... Я просыпаюсь отъ спѣшки. Ночь. Тьма. Далеко въ порту тонко длинно и печально свиститъ катеръ, или паровозикъ. Я никакъ не разберусь, гдѣ лѣвая, гдѣ правая сторона кровати; и долго шарю руками въ черной пустотѣ, пока не натыкаюсь на холодную стѣну. Дыханіе у меня коротко, сердце томится. Нахожу кнопку и надавливаю ее. Свѣтъ быстро разливается по комнатѣ. Смотрю на часы: какая рань. Два безъ десяти. И опять засыпаю. И опять гладкія зеленоватыя бе¬