Lѣto gospodne : prazdniki

127 Я царь — Ка-стинкинъ, Маладенца люблю, Тебѣ голову срублю! Плѣшкинъ хватаетъ чернаго Ирода за горло, ударяетъ мечомъ по шеѣ, и Иродъ падаетъ, какъ мѣшокъ. Драпъ машетъ надъ ними домикомъ. Васька подаетъ Царю-Кастинкину розу. Зола говоритъ скороговоркой: — „Издохъ царь Иродъ поганой смертью, а мы Христа славимъ-носимъ, у хозяевъ ничего не просимъ, а чего накладутъ — не бросимъІ“ Имъ даютъ желтый бумажный рубликъ и по пирогу съ ливеромъ, а Золѣ подносятъ и зеленый стаканчикъ водки. Онъ утирается сѣдой бородкой и обѣщаетъ зайти вечеркомъ спѣть про Ирода „подлиннѣй", но никогда почему-то не приходитъ. Позваниваетъ въ парадномъ колокольчикъ, и будетъ звонить до ночи. Приходитъ много людей поздравить. Передъ иконой поютъ священники, и огромный дьяконъ вскрикиваетъ такъ страшно, что у меня вздрагиваетъ въ груди. И вздрагиваетъ все на елкѣ, до серебреной звѣздочки наверху. Приходятъ-уходятъ люди съ красными лицами, въ бѣлыхъ воротничкахъ, пьютъ у стола и крякаютъ. Гремятъ трубы въ сѣняхъ. Сѣни деревянныя, промерзшія. Такой тамъ грохотъ, словно разбиваютъ стекла. Это — „послѣдніе люди", музыканты, пришли поздравить. — Береги шубы! — кричатъ въ передней. Впереди выступаетъ длинный, съ краснымъ шарфомъ на шеѣ. Онъ съ громадной мѣдной трубой, и такъ въ нее дуетъ, что дѣлается страшно, какъ бы не выскочили и не разбились его глаза. За нимъ толстенькій, маленькій, съ огромнымъ прорваннымъ барабаномъ. Онъ такъ колотитъ въ него култышкой, словно хочетъ