Otčій domъ : Semeйnaя hronika. Kn. 4-5

221 Потомъ Павелъ Николаевичъ долго ходилъ изъ угла въ уголъ кабинета, полный самыхъ противорѣчивыхъ переживаній. Чувство побѣдителя, свойственное въ такихъ случаяхъ мужчинѣ, смѣнялось трусостью наблудившаго школьника и боязнью какихъ-то еще неосознанныхъ послѣдствій. Другая баба сама поняла-бы, что надо молчать, а эта... какая-то изступленная, бѣсноватая, страшная въ своемъ грѣхѣ... — Эхъ чертъ меня дернулъ!.. Легъ и не могъ заснуть... Прикинулась святошей, а на дѣлѣ... — Укусила, вѣдь... Самый подлинный звѣрюга!.. То смѣялся, то трусливо затихалъ, мысленно спрашивая кого-то, что теперь дѣлать? Не уѣхать-ли завтра утромъ? VII. По мѣрѣ все новыхъ и новыхъ неудачъ на, войнѣ развивалось броженіе въ умахъ и душахъ всѣхъ сословій и классовъ населенія. Политическая авантюра придворной камарильи, потребовавшая огромныхъ кровавыхъ жертвоприношеній со стороны народа, вмѣсто ожидаемыхъ лавровъ царю и отечеству, несла позоръ для Россіи, быстро роняя престижъ великаго и могущественнаго государства, оказавшагося вдругъ „великаномъ на глиняныхъ ногахъ". Всю отвѣтственность за эту ненужную и позорную войну должны были принять на себя царь и правительство: — Вы способны воевать только со своимъ народомъ! Общее негодованіе смѣшивалось съ злорадствомъ. „Чѣмъ хуже, тѣмъ лучше!" — дѣлалось общимъ лозунгомъ. На улицѣ революціи чувствовался радостный праздникъ: тамъ тоже выкинули „пораженческій флагъ", съ надписью: