Rodnoe

107' — А во какъ я помру-}?... пухомъ понесете! Жилка одна да спленка, правильнѣй меня нѣтъ... Кому нехватило мѣста — ждали череду. Ребятишки ѣли на травкѣ, тянули-рвали зубами выпрошена ные блины. Подходили нищіе, просили въ окна: — Помянуть бы за ради Христа... Говорила въ окно Арина: — Помяните, голубчики, помяните... Выходила на лужокъ, скорбная, сухенькая, побѣ" лѣвшая, въ черномъ, съ бѣлымъ горошкомъ, платьѣ и въ черномъ длинномъ платкѣ, какъ монахиня. — Кушайте, родимые... помяните за упокой души новопреставленнаго... Ей гудѣли довольные, твердые и нетвердые голоса: — Покорнѣйше благодаримъ, тетушка Арина Сте-' пановна... Дай Богъ царство небесное! Довольны были ею: ихъ она была, вся ихняя, всегда ихняя. И никуда не уйдетъ. Парни съ буйными мурластыми лицами гудѣли въ окна: — Дозволь помянуть, баушка Арина! И имъ позволяли, и они требовали вина и пива. Ходили по столамъ и выпрашивали изъ рукъ. Не поскупился Николай Данилычъ, приказалъ, чтобы вдоволь было всего: послѣдніе проводы. И всѣ знали, что это послѣдніе проводы. Тетка Арина еще осталась, но она сойдетъ тихо, непарадно. Уже помянули въ домѣ, съ офиціантами въ бѣлыхъ перчаткахъ, уже послѣднюю, прощальную, чашу вѣчной памяти опѣли и благословили о. казначей и батюшка изъ Горбачева: уже возгласилъ зычно іеродіаконъ Нифонтъ, запивоха изъ монастыря, расправивъ тѣсный и потный воротъ и откидывая лапой пышную груду волосъ, какъ сѣно, — возгласилъ, ворочая красными бѣлками, до содроганья хрусталя на столѣ, по¬