Rodnoe

5 Нѣмцы переглянулись — и задушили сигарами, съ апломбомъ: — Но это же несерьезно! Теорія Т. обратила, правда, вниманіе... первое время завоевала сторонниковъ въ Англіи, но нашъ знаменитый Д. опрокинулъ ея основы! — Но позвольте, — замѣтилъ Кочинъ, закуривая трубку, — вашъ, дѣйствительно славный, Д. получилъ отвѣтъ на послѣднемъ конгрессѣ въ Лейпцигѣ отъ француза К., страстнаго приверженца теоріи Т.!.. — и конгрессъ раскололся, помните?!.. — Да, казалось. Но послѣдній отвѣтъ за Д., и уже готовъ, скоро узнаете. К. блестящій ученый, но слишкомъ парадоксаленъ. Нельзя ему отказать въ оригинальности. Его гипотеза „вегетативной наслѣдственности". .. У васъ, во Франціи, наука имѣетъ устойчивую почву, чего о русской наукѣ сказать нельзя... Слишкомъ все скороспѣло и... Это задѣло Кочина. Его принимали за француза! Онъ, съ запаломъ, отъ чего онъ давно отдѣлался, выкинулъ имъ десятокъ русскихъ именъ, славныхъ на многихъ поприщахъ. Нѣмцы опять переглянулись, задымили. — Вы... русскій?! — услыхалъ Кочинъ возгласъ и почувствовалъ въ немъ и покровительство, и — что-то легкое. Это его опять задѣло. — Да, я русскій! — сказалъ онъ гордо, запальчиво. — Я знаю европейскую науку, въ частности и нѣмецкую, и отдаю вамъ должное, господа. Но я знаю... и онъ загорѣлся молодо, горячо, — и русскую науку! Къ сожалѣнію, мало она извѣстна европейцамъ во всей ширѣ и полнотѣ... запаздываетъ она — сюда. Да и вообще, мало Европа знаетъ подлинную Россію. Очень мало, а часто и превратно. Будемъ надѣятся, что скоро и узнаетъ... заставимъ узнать себя!.. Вышло не совсѣмъ вѣжливо. Выдержка загранич¬