Elanь : razskazы

4& 6 МОСКОВСКІЙ СНѢГЪ. Сегодня съ утра сыплется на Парижъ, безмолвно инеутомимо, сплошной снѣгъ, сыплется хлопьями, величиной, въ дѣтскую пятерню и, едва прикоснувшись къ землѣ, мгновенно кружевится, обезцвѣчивается и таетъ. Но всѣ крыши домовъ сіяютъ плоской, ровной покатой бѣлизной,, а вѣтви платановъ, липъ и каштановъ Булонскаго лѣса,, согнулись подъ тяжестью снѣжныхъ, горбатыхъ охапокъ. Лѣсу идетъ этотъ строгій, холодный, бѣло-траурный уборъ. Чужому городу — нѣтъ. Слишкомъ этотъ городъ зябокъ, юженъ и непривыченъ къ холоду и снѣгу. И темная, вѣчная, вырѣзная зелень плющевыхъ изгородей смотритъ враждебно сквозь тихую струящуюся завѣсу изъ снѣжныхъ звѣздъ. А я, вотъ, стою на безлюдномъ перекресткѣ, разсѣянно гляжу на идущій крупный снѣгъ, задумался немного... и въ моемъ воображеніи всплыла оснѣженная Москва дивныхъ, невозвратныхъ лѣтъ. Мы ѣдемъ на извозчикѣ, укутавъ ноги волчьей полостью, я, юнкеръ военнаго Александровскаго училища, находящійся въ суточномъ отпускѣ, и Марья Михайловна Полубояринова, барышня изъ Пензы, заѣзжая гостья въ Москвѣ. Она отличная музыкантша, она совсѣмъ взрослая дѣвица, богатая, красивая и самостоятельная. Конечно, я влюбленъ въ нее еще съ Рождества, влюбленъ безнадежно и до безумія, но ни за что, никогда и никому не признаюсь въ этомъ чувствѣ, составляющемъ мой преступный грѣхъ, мое несчастье, причину моего сладкаго двухнедѣльнаго одурѣнія. Я только изрѣдка осмѣливаюсь взглядывать бокомъ на ея муфточку, осыпанную снѣгомъ, на ея голубой, вязаный капоръ, откуда изрѣдка блеснетъ оживленный, темный глазъ, покажется разрумяненная щечка или высунется розовый кончикъ носика. Но зато я крѣпко поддерживаю ее рукою, обвитой вокругъ тонкой, гибкой, нѣжной таліи. Это мое такое же неоспоримое право, какъ