Izabrannыe razskazы

199 и синѣющія горы нашей страны всетаки лучше) даже и здѣсь я не могу забыть наставленій матушки, говорившей, отправляя меня сюда: помни, Дезидеріо, всегда помни о Господѣ нашемъ Іисусѣ; не ложись спать не прочитавъ молитвы, соблюдай посты и ходи въ церковь. И св. Дѣва дастъ тебѣ силы устоять въ омутѣ, называемомъ Римомъ и сподобитъ овладѣть искусствомъ. Да, матушка, я такъ и живу. Здѣсь считаютъ это отсталымъ. Здѣсь царятъ роскошь и мірская суета, истинно вѣрующихъ-же мало. Но ко всему этому блеску, великолѣпію, не лежитъ моя душа. Какимъ былъ въ Фоссомбране, таковъ я и здѣсь. Я живу скромно и незамѣтно, молюсь, не пропускаю мессъ; сердце мое легко; я издали гляжу на жизнь, катящуюся пестрымъ, блестящимъ карнаваломъ; лишь иногда грусть одѣваетъ меня своимъ покровомъ. Что-же до искусства, то я успѣваю мало — не безъ печали сознаюсь въ этомъ. И хотя Учитель, какъ справедливо называютъ его, божественный Рафаэль и снисходителенъ ко мнѣ, все-же я чувствую, что силы мои слабы, кисть невѣрна, рисунокъ блѣденъ и невыразителенъ. Я не могу сравняться даже со средними учениками, въ родѣ Ансельмо. Но сама жизнь около Учителя... О, всегда буду я благодарить Небо, давшее мнѣ ближе узнать этого человѣка! Отстоявъ мессу, я заходилъ въ капеллу Киджи, гдѣ нѣсколько лѣтъ назадъ Учитель написалъ четырехъ Сивиллъ. Глядя на одну изъ нихъ, Фригійскую — опершись рукой и тѣломъ на полукружіе свода, она задумчиво читаетъ скрижаль, несомую ангеломъ — я вспомнилъ учителя. Ранѣе я слыхалъ, будто въ Сивиллѣ этой онъ изобразилъ свою возлюбленную, нѣкую красавицу и куртизанку Имперію, умершую восемь лѣтъ назадъ. Но уже таково обаяніе его кисти: грѣшницу эту онъ возвелъ къ высшей глубинѣ и задумчивости — и не знаю почему, мнѣ мгновенно представилось, что на этой скрижали она читаетъ судьбу самого учителя, и уже знаетъ ее. Это меня взволновало. И возвращаясь домой, я все время думалъ о немъ. Вотъ что, между прочимъ, занимаетъ меня: живя здѣсь довольно долго, зная всѣ творенія художника, видя его самого еже¬