Kniga Іюnь : razskazы

— 149 У Бориса Львовича сердце было доброе. И мучился онъ за свою Фанни. Почернѣлъ и засохъ. Никакъ не могъ рѣшиться сказать ей, что уходитъ отъ нея. Не смѣлъ себѣ представить эту страшную минуту. Все смотрѣлъ на нее и думалъ. — Вотъ ты улыбаешься, вотъ ты поправила коверъ, вотъ ты спрятала яблоко въ буфетъ на завтра. И ты ничего не знаешь. Ты не знаешь, что для тебя въ сущности уже нѣтъ ни ковра, ни яблоковъ, ни „завтра", ни улыбокъ, да, никогда „никакихъ улыбокъ". Кончено. А я все это знаю. Я держу ножъ, которымъ убью тебя. Держу и плачу, а не убить уже не могу. Вспомнилъ о Богѣ. — Мнѣ Бога жалко, что онъ вотъ такъ какъ я сейчасъ, видитъ судьбу человѣка, и скорбитъ, и мучается. Совсѣмъ развинтился Борисъ Львовичъ. Неврастеникомъ сталъ, къ гадалкамъ бѣгалъ. И все думалъ о страшной минутѣ и все представлялъ себѣ, какъ Фанни вскрикнетъ, какъ упадетъ, или, можетъ быть, молча будетъ смотрѣть на него. А вдругъ она сойдетъ съ ума? Только бы не это, это ужъ хуже всего. А „Мадонну" любилъ и отказаться отъ нея не могъ. Обдумывалъ, придумывалъ, извивался душою, узлами завязывался. Какъ быть? — Не могу же я такъ сразу, ни съ того, ни съ сего ухнуть. Буду ждать случая, психологической возможности. Буду ждать ссоры. Хоть какой-нибудь пустяковой, маленькой. Маленькую всегда можно раздуть въ большую и тогда создастся атмосфера, въ которой легко и просто сказать жестокія слова. И принять ихъ для нея будетъ легче. И вотъ желанный мигъ насталъ. Они поссорились. И ссорясь, она сказала, что у него ужасный характеръ и что жить съ нимъ невозможно. Онъ понялъ, что лучшаго момента не найти.