Otčій domъ : Semeйnaя hronika. Kn. 4-5

118 Бывало, и въ немъ и около него жизнь кипитъ, мышиная суетня съ утра до ночи. Ползутъ и ѣдутъ люди, кто въ домъ, кто изъ дому. Около параднаго крыльца—извощики, почтовыя пары, своя лошадь поджидаетъ. Стемнѣетъ, всѣ окна въ домѣ привѣтливыми огнями въ темноту подмигиваютъ и прохожихъ приманиваютъ... Теперь точно и люди въ домъ не ходятъ. Парадное крыльцо — на запорѣ. Всѣ окна нижняго этажа ставнями закрыты и болтами приперты. Въ темнотѣ только три окошка верхняго этажа свѣтятся, одинъ красноватымъ огонькомъ,—только поэтому и можно догадаться, что въ домѣ живые люди есть. Разъ — красный огонекъ видать, значитъ — лампадка горитъ, а если лампадка теплится, значитъ, старая Кудышиха не уѣхала... Зимовать бабушка осталась. Захотѣлось около храмовъ Божіихъ да монастырей пожить, помолиться сокрушенно въ одиночествѣ о всѣхъ несчастныхъ дѣтяхъ, да и о своей грѣшной душѣ тоже, хорошаго церковнаго пѣнія и благолѣпнаго служенія послушать. Домъ огромный, на свои вкусы предками строенъ: закоулочки да переулочки, площадки да лѣсенки. Заплутаться можно. Развѣ натопишь его въ холода? А старыя кости тепло любятъ. Вотъ бабушка нижній этажъ наглухо заперла, а сама наверхъ перебралась: тамъ комнаты меньше, ниже, теплѣе и уютнѣе. Съ бабушкой трое зимуютъ: глухой и дремотный вѣрный слуга Ѳома Алексѣевичъ, оставленный бабушкой кучеръ Павла Николаевича, старый отставной солдатъ, Ерофеичъ, да Никудышевская старая баба, много лѣтъ служившая въ домѣ и за кухарку и за сторожа, когда домъ пустовалъ, Нинила Ѳадевна. Люди болтаютъ, что у Ерофеича съ Нинилой Ѳадевной дѣло-то не совсѣмъ чисто... Не особенно вѣритъ бабушка этимъ слухамъ, однако на всякій случай Нинилу-то Ѳадевну