Otčій domъ : Semeйnaя hronika. Kn. 4-5

304 не можетъ сдѣлать ни исправникъ, ни жандармскій ротмистръ! Одно это обстоятельство уже необычайно воодушевляетъ и молодыхъ и пожилыхъ, а тутъ еще буржуазные пироги, какъ знамена: съ священными лозунгами! И аплодисменты, и взрывъ радости и веселья! Ветеринарный врачъ Кобельковъ маленько испортилъ эту веселую музыку. Стукомъ ножа о тарелку онъ остановилъ общее веселіе: — Прошу слова! Всѣхъ удивило, что этотъ Кобельковъ выскочилъ, не давши спокойно покушать. Сосѣдъ даже потянулъ его за рукавъ, чтобы сѣлъ, но Кобельковъ огрызнулся, и состроивъ печальное лицо, произнесъ: — Господа! Въ нашей дружной семьѣ не хватаетъ одного изъ любителей... вѣрнѣе — поборниковъ свободы, а именно Елевферія Митрофановича Крестовоздвиженскаго. Онъ, этотъ храбрый воинъ, погибъ съ честью на поляхъ брани за свободу, которой мы всѣ насладимся... Увы! — ему сіе не суждено. Вѣчная ему память! Почтимъ погибшаго вставаніемъ и молчаніемъ! Встали, помолчали и сѣли. Леночка разсердилась на Кобелькова, предположивъ, что онъ испортилъ аппетитъ у всѣхъ гостей.. Этого, однако, не произошло. Маленькая заминка, а потомъ все пошло своимъ порядкомъ. Ваня поднялъ настроеніе нечаянной, но весьма остроумной, шуткой. Онъ громогласно произнесъ: — Манифестъ 17 Октября имѣлъ огромный успѣхъ: его уже скушали безъ остатка! Я разумѣю, господа, пирогъ съ осетриной... За Ванину остроту публика уцѣпилась и начались варіаціи на ту-же тему, въ связи съ другими пирогами,, знаменующими разныя свободы. Вотъ тутъ и наступилъ, такъ сказать, логическій моментъ вмѣшаться Павлу Николаевичу и сказать слово руководящаго и направляющаго значенія: