Večernій zvonъ : povѣsti o lюbvi

109 сей поры не потухаетъ, свѣтится и манитъ въ страну невозвратности... Ахъ, ночки темныя, звѣздныя, шепоты садовые, вѣтерки шаловливые, глаза дѣвичьи въ темнотѣ сверкающіе, поцѣлуи дурманящіе и пугливые!.. Все пугало насъ: и шелесты листвы, и внезапный церковный звонъ, отбивающій часы, и пѣтухъ, гдѣ-то забившій крыльями и подавшій сигналъ къ пѣтушинной нерекличкѣ во всей слободѣ, и собака неожиданно забрехавшая... — Ну, прощай, мой миленочекъ: вторые пѣтухи поютъ, звѣзды гаснутъ въ небѣ... — Побудь еще? Скажи, что любишь! — Ахъ, ты! Все не вѣришь? Какъ я тебѣ докажу еще? Блѣдный проблескъ зачинающаго утра прогоняетъ темноту и приближаетъ всѣ опасности. Вотъ гдѣ-то загромыхала пустая телѣга, такъ грубо и громко, на всю Волгу. Люди просыпаются... Метнулась отъ прясла въ густую заросль малинника и пропала. А я остался... Стою у прясла и прислушиваюсь. Вотъ скрипнула дверь на крыльчикѣ домика. Погасъ огонекъ въ маленькомъ окошечкѣ... Медленно отхожу, пугаюсь упавшаго къ ногамъ яблока. Тихо пробираюсь въ свою комнату. Какъ воръ. Открываю окно... А хитрая Авдотья Степановна покашливаетъ за перегородкой... — Кто тамъ? — Я это... Сбрасываю одежду, ложусь и летаю на крыльяхъ своей радости, съ улыбкой на губахъ, горящихъ еще отъ сладкихъ поцѣлуевъ... „Спокойной ночи, милая Поляночка!'1 И такъ почти каждую ночь. Осень стояла сухая, ясная, ядренная, золотисто-румяная, какъ спѣлое яблочко анисовое. Садочки наши