Večernій zvonъ : povѣsti o lюbvi

116 Ваня вещи принесъ. Дѣла пока нѣтъ, присѣлъ позубоскалить. — А что я на базарѣ въ слободѣ слыхалъ... Правда али нѣтъ? Про тебя, Полянка! — Ну! Что слыхалъ? — Слыхалъ, будто ты своего Ваську отставила? — А тебѣ какая печаль? — Мнѣ никакой печали, а весело: давно-бы пора это, дѣвушка, сдѣлать! И тогда говорилъ и сейчасъ скажу: курносая балалайка! Потомъ перевелъ вниманіе на меня: — Вотъ, Миколаичъ, помнишь: въ табунѣ хотѣлъ походить? Теперь, значить, можешь... Пріѣзжай-ка къ Пасхѣ опять къ намъ въ слободу и попробуй! ■—■ Сватъ нашелся... На разсвѣтѣ уху ѣли. Ваня водочкой угощалъ. Они съ Михайло Иванычемъ подвыпили основательно и заставили насъ съ Полянкой выпить. Ваня привелъ молоденькаго матроса. Самъ съ гитарой, тотъ съ гармошкой. Они хорошо сыгрались уже и теперь начали удивлять насъ своимъ мастерствомъ, стремясь перещеголять другъ друга фокусами. Когда заиграли „барыню", старикъ въ такой ражъ вошелъ, что заставилъ Полянку плясать. Она долго упрямилась, а старикъ не отставалъ: — Ну, уважь! попляши! А музыканты все задорнѣе зажаривали „барыню", пристукивая въ тактъ ногами, и отъ этого вихря задорныхъ призывныхъ звуковъ невольно начинали пошевеливаться у всѣхъ плечи, руки и ноги. Не стерпѣла Поляночка: сорвалась съ мѣста и начала павой разгуливать по кругу, пристукивая каблучками и помахивая платочкомъ. Проплывая мимо меня, она стрѣляла глазами и подманивала платочкомъ, а старикъ кричалъ „жарь, жарь!" и подталкивалъ меня въ кругъ. Не сдержался и я: сорвался съ мѣста и навстрѣчу Поляночкѣ!