Večernій zvonъ : povѣsti o lюbvi

140 изучилъ. Своей рыбной образованностью окончательно обворожилъ отца Константина. Начнетъ, бывало, молоть относительно рыбьей жизни, такъ только уши разѣвай! Со стороны послушать, — словно онъ самъ въ рыбьемъ званіи побывалъ. Какъ и гдѣ рыба живетъ, какія мѣста любитъ, что кушаетъ, какъ любовными дѣлами занимается, — все разскажетъ. Характеръ и поведеніе каждой рыбины. Однажды Глашенька слушала-слушала да и говоритъ: — Видно, вы, Платонъ Фаддѣичъ, раньше какойнибудь рыбой были? А тотъ хорошо зналъ, что Глашенька стерлядку любитъ, и отвѣчаетъ: . — Я до своего человѣчества вь Сурѣ-рѣкѣ стерлядью плавалъ. А я, человѣкъ прямой, не удержался, видя какъ ловкій ухажеръ свои дѣлишки обдѣлываетъ: — По моимъ соображеніямъ, говорю, Платонъ Фаддѣихъ неиначе какъ щукой былъ! А потомъ въ сторону святого человѣка нашего, отца Константина, поглядѣлъ и добавилъ: — На то и щука въ морѣ, чтобы карась не дремалъ. Однако святой человѣкъ ничего не понялъ по чистотѣ своихъ чувствъ, а Глашенька, видимо, смекнула: залилась звонкимъ хохотомъ, а потомъ — къ инструменту и стала музыкальнымъ грохотомъ отвлеченіе щекотливому разговору дѣлать. Серенаду Шуберта закатила: „И никто, о другъ мой милый и пр.“ Музыка музыкой, а Платонъ Фаддѣичъ наклонился къ моему уху и шепчетъ: — Бываютъ на свѣтѣ ерши колючіе, а щука всетаки и ерша можетъ проглотить. Съ хвоста они глотаются... Надо вамъ сказать, что видимость дружбы у меня съ Платономъ Фаддѣичемъ соблюдалась, однако мы оба чувствовали оттолкновеніе душевное и даже тѣлесное