Vъѣzdъ vъ Parižъ

ЖУРАВЛИ I То, что случилось съ Алей, — что она рѣшила, какъ надо дѣйствовать,—случилось не вдругъ. Первое время заграницей она чувствовала себя сравнительно спокойно: новыя впечатлѣнія, увѣренность, что такъ — долго не можетъ продолжаться, и весь міръ, наконецъ, пойметъ; надежда, что на ея розыски въ газетахъ придетъ письмо, и папа окажется въ Америкѣ, а Миша и Ляликъ гдѣ-нибудь на Кавказѣ, и вдругъ явятся къ ней въ Парижъ. Подобные случаи бывали. Но годы проходили, а чуда не случилось. Аля служила машинисткой, ходила по вечерамъ въ Сорбонну, много читала о Россіи, слушала на собраніяхъ, какъ изъ года въ годъ политики убѣжденно развивали, что такое произошло, и почему это произошло, и какъ къ этому надо относиться: принимать ли революцію — или не принимать, бороться съ большевиками — или не бороться, а подождать, когда сами они измѣнятся, или Россія сама ихъ сброситъ. Алю удручало, что серьезные, какъбудто, люди высмѣиваютъ другъ друга, кипятъ и спорятъ, а рѣшить ничего не могутъ. Она возмущалась и горѣла, теряла вѣру въ дѣятелей, но наружно была спокойна. А жизнь шла и шла. Обзаводились семьями, устраивались на землю, примирялись съ мыслью, что ничего не подѣлаешь, жить надо. Умирали. Кое-кто уѣхали въ Россію, и, кажется, погибли. Иные поженились на иностранкахъ, иные