Bogomolьe

119 — Самъ князь Долгоруковъ такъ не кричатъ, Горкинъ ему сказалъ, — вы ужъ насъ не пугайте, а то мы ужасно какъ испугаемся!.. А тотъ шмякнулъ по рысаку вожжами и покатилъ, пыль только. Ну, будто плюнулъ. И вдругъ, слышимъ, за воротами, неспѣшный такой голосъ: — Что вамъ угодно тутъ, милые... отъ кого вы? Смотримъ — стоитъ въ воротахъ высокій старикъ, сухощавый, съ длинной бородой, какъ у святыхъ бываетъ, въ лѣтнемъ картузѣ и въ бѣлой поддевочкѣ, какъ и Горкинъ, и руки за спиной, подъ поддевочкой, поигрываетъ поддевочкой, какъ и Горкинъ любитъ. Даже милыми насъ назвалъ, привѣтливо такъ. И чегото посмѣивается, — пожалуй, нашъ разговоръ-то слышалъ. — Московскіе, видать, вы, бывалые... —■ и все посмѣивается. Выслушалъ спокойно, хорошо, ласково усмѣхнулся, и говоритъ: — Надо принять во вниманіе . . . это вы маленько ошиблись, милые. Мы богомольцевъ не пускаемъ, и родни въ Москвѣ у насъ нѣту... а вамъ, надо принять во вниманіе, на троюроднаго братца моего, пожалуй, указали. У него, слыхалъ я, есть въ Москвѣ кто-то, дальній, переяславскій нашъ ... къ нему ступайте. Вотъ, черезъ овражекъ, рѣчка будетъ.,. тамъ спросите на Нижней улицѣ. Горкинъ благодаритъ его за обходчивость, кланяется такъ уважительно ... — Ужъ простите, — говоритъ, — ваше степенство, за безпокойство . .. — Ничего, ничего, милые ... — говоритъ, — это, надо принять во вниманіе, бываетъ, ничего. И все на нашу „Кривую" смотритъ. Заворачиваемъ ее, а онъ и говоритъ: