Izabrannыe razskazы

220 притаилась въ тихихъ переулкахъ, думаетъ, гадаетъ, выселяется и тащитъ на Смоленскій кружева, браслеты, чашки, шали, юбки, мундштуки, подсвѣчники и кольца, и спускаетъ мужичкамъ, красноармейцамъ, спекулянтамъ, чтобъ купить проклятой пшенки, радости совѣтской. И все ждетъ, и все надѣется. „Му, теперь ужъ близко!" „Слышали, вѣдь заговоръ. Пѣтъ-съ, когда и среди нихъ пошли раздоры, это агонія!" Но отъ разговоровъ не слабѣй морозы, не дешевле дрова краденыя — и дороже пшенка. И теперь узналъ поэтъ златоволосый, что есть печка дымная, что есть работа въ одной-комнатѣ съ женой и . дочкой, что есть пудъ картошки мерзлой, на себѣ тащимой съ Курскаго вокзала. Но все такъ-же, не теряя жизненности, силы и веселья, пробѣгаетъ онъ по правой сторонѣ Арбата, ловя взоры дѣвушекъ. По лѣвой-же — все также пролетаетъ и поэтъ бирюзоглазый, сильно посѣдѣлый, въ пальто рваномъ и щапченкѣ тертой — онъ спѣшитъ ііа лекцію, на семинарій, въ пролеткультъ и пролетдрамъ, политотдѣлъ и наробразъ, и въ словахъ новыхъ оудетъ поучать людей новѣйшихъ старымъ откровеніямъ писаній. Такъ идетъ, скрипитъ, стонетъ и ухаетъ, гудитъ автомобилями, лущится сѣмечками, отравляется денатуратомъ, выселяется и арестуется, жирѣетъ и околѣваетъ съ голоду жизнь въ улицѣ-долинѣ, въ улицѣ, ведущей отъ Николы Плотника къ Николѣ на Пескахъ, и далѣе къ Нико .лаю Явленному. Средь горечи ея, Стоновъ отчаянія, средь крови, крика, низости, среди порывовъ,, дѣятельности, силы ничтожества, среди всѣхъ образовъ и человѣка, и животнаго всегда, въ субботній день передъ вечеромъ, въ воскресный утромъ, гудятъ спокойные и важные колокола Троихъ Николъ, вливаясь въ сорокъ сор оковъ церквей Москвы. На зовъ ихъ собирается различный людъ, И старый, и молодой, и бѣдный, и богатый. Изъ холодающихъ угловъ идутъ старухи, чья судьба недолга: изъ уплотненныхъ, нѣкогда покоевъ важныхъ — фрейлины, аристократки. Лавочники лысые и мелкіе служащіе, и дѣвушки какія-то изъ скромныхъ — можетъ быть, изъ тѣхъ, что