Izabrannыe razskazы

43 У госпожи Люце была мастерская; въ ней шили и вязали чулки, жили мастерицы, и сама „тетушка Люце‘с вела скромное существованіе, весь день работая надъ сматываніемъ нитокъ. Хотя всѣ съ ней были привѣтливы,. Аграфена дичилась и старалась быть въ сторонѣ, внизу у себя. Тамъ жила старая няня, взростившая госпожу Люце, и ея старикъ-мужъ, Мунька. Онъ походилъ на снѣжносеребрянную копну; двигался медленно, иногда въ низенькой закопченной кухонькѣ разговаривалъ съ Аграфеной. На нее это дѣйствовало тяжело: стоитъ Мунька восьмидесятилѣтній, какъ древнее привидѣніе, и бормочетъ: — Было это въ пятьдесятъ пятомъ году. Въ Останкинѣ тогда жилъ покойный императоръ, Александръ Второй. Или: — Много нашихъ подъ Силистріей легло. И мы тамъ съ бариномъ были. Темная тѣнь — годовъ, императоровъ, битвъ, войнъ ложилась тогда на душу Аграфены. Казалось страшнымъ дожить до такой старины; и когда не спалось, мысль настойчивѣй направлялась къ тому: какъ же? когда? что будетъ „тамъ“. И въ началѣ какъ ни билась, духъ нѣмѣлъ передъ возможностью не быть, передъ тѣмъ, что же будетъ, когда не будетъ ея? Прежнія мысли объ адѣ, о томъ, что „вдругъ есть Богъ“ и покараетъ за грѣхи, ушли давно; съ теченіемъ времени сталъ также проходить тотъ дикій ужасъ — а если убьютъ, отъ болѣзни внезапной умрешь, сгоришь — отъ котораго она холодѣла раньше. Теперь, съ годами смерть представлялась надвигающейся мѣрнымъ и торжественнымъ ходомъ. Она шла неотвратимо, звуча бархатно-чернымъ тономъ. Но на фонѣ этого мрака просвѣтленнѣе, трогательнѣй сіяли видѣнія прежнихъ лѣтъ: дальній романъ среди полей, съ полузнаемымъ имъ, весною тихой, апрѣлемъ: слабо мерцающая гдѣ-то сейчасъ дѣтская жизнь. Какъ давно было все это! Теперь Аграфенѣ казалось, что ея жизнь приметъ ровное и бѣдное теченіе, будучи отдана этой дѣвочкѣ; но