Lѣto gospodne : prazdniki

151 роду, прямо... не подъѣдешь къ кеятрамъ! Морозъ, лошадь не удержишь, костры палятъ. Маленько, можетъ, поотпуститъ, снѣжкомъ запорошило". Пахнетъ морозомъ отъ Гаврилы и дымкомъ, съ костровъ. Будто и театромъ пахнетъ. — Нонче будутъ долго представлять. Всѣ кучера разъѣхались. Къ одиннадцати велѣли подавать. Тутъ и старый кучеръ, Антипушка, — къ обѣднѣ только теперь возитъ. Разсказываетъ, какъ на Святкахъ тоже въ цирки возилъ господъ, старушку чуть не задавилъ, такая метель была-а ... праздники, понятно. И вдругъ — вотъ радость! — входитъ Горкинъ. ВасильВасиличу Косому и ему — харчи особые. Но сегодня Святки, Василь-Василичъ въ Зоологическомъ Саду, публику съ горъ катаетъ, вернется поздно. Одному-то скучно, вотъ и пришелъ на кухню, къ людямъ. Его усаживаютъ въ уголъ, подъ образа, гдѣ хлѣбный ящикъ. Онъ снимаетъ казакинчикъ, и теперь другой, не строгій: въ ситцевой рубахѣ и жилеткѣ, на шеѣ платочекъ розовый. Онъ сухенькій, съ сѣдой бородкой, какъ святые. „Самый справедливый человѣкъ", но только строгій. А со мной не строгій. При немъ, когда ѣдятъ, не смѣйся. Пальцемъ погрозится — и затихнутъ. Меня усаживаютъ рядомъ съ нимъ, на хлѣбный закромокъ, повыше. Рядомъ со мной Антипушка. Потомъ Матреша, горничная, „пышка", розы на щекахъ. Дворникъ Гришка, „пустобрехъ-охальникъ". Гаврилакучеръ, нянька. Старая кухарка — съ краю. Горкинъ не велитъ щипать Матрешу, грозится: „бѣса-то не тѣшь за хлѣбцемъ!" — Сама щипается, Михалъ Панкратычъ . .. — жалуется Гришка. — Я, какъ монахъ! Матреша его ложкой по лбу — не ври, брехала! Хлѣбъ рѣжетъ Горкинъ, раздаетъ ломти. Кладетъ и мнѣ: огромный, все лицо закроешь. — Съ хлѣбушка-то здоровѣе будешь, кушай. И