Lѣto gospodne : prazdniki

43 буетъ заступаться Горкинъ, — ночей не спитъ. Для праздника такого.. . — И Богу воровъ не надо. Ребятъ со двора не отпускать. Семенъ на рѣкѣ ночуетъ, — тычетъ отецъ въ десятника, — на всѣхъ мостахъ чтобы якоря и новые канаты. Причалы глубоко врыты, крѣпкіе?.. Долго они толкуютъ, а отецъ все не замѣчаетъ, что пришелъ я прощаться — ложиться спать. И вдругъ, зажурчало подъ потолкомъ, словно гривеннички посыпались. — Тсс!—погрозилъ отецъ, и всѣ поглядѣли кверху. Жавороночекъ запѣлъ! Въ круглой высокой клѣткѣ, затянутой до половины зеленымъ к-оленкоромъ, съ голубоватымъ „небомъ", чтобы не разбилъ головку о прутики, неслышно проживалъ жавороночекъ. Онъ висѣлъ больше года и все не начиналъ пѣть. Продалъ его отцу знаменитый птичникъ Солодовкинъ, который ставитъ намъ соловьевъ и канареекъ. И вотъ, жавороночекъ запѣлъ, запѣлъ-зажурчалъ, чуть слышно. Отецъ привстаетъ и поднимаетъ палецъ; лицо его сіяетъ. — Запѣлъ!.. А, шельма-Солодовкинъ, не обманулъ! Больше года не пѣлъ. — Да явственно какъ поетъ-съ, самый нашъ, настоящій! — всплескиваетъ руками Василь-Василичъ. Ужъ это, прямо, къ благополучію. Значитъ, подъ самый подъ праздникъ, обрадовалъ-съ. Къ благополучію съ. — Подъ самое подъ Благовѣщенье.. . точно что обрадовалъ. Надо бы, къ благополучію, — говоритъ Горкинъ и крестится. Отецъ замѣчаетъ, что и я здѣсь, и поднимаетъ къ жавороночку, но я ничего не вижу. Слышится только трепыханье да нѣжное-нѣжное журчанье, какъ въ ручейкѣ,— Выигралъ закладъ, мошенникъ! На четвертной