Lѣto gospodne : prazdniki

76 И Горкинъ поглаживаетъ доски, и я за нимъ. Прямо — столы атласные. — Это вотъ хорошо придумалъ! — весело вскрикиваетъ Горкинъ. — Ондрюшка? — А то кто жъ? — кричитъ со стѣны Ондрейка, на лѣсенкѣ. — Называется — траспаратъ. Значитъ Христосъ Воскресе, какъ на церквѣ. На кирпичной стѣнѣ навѣса поставлены розовыя буквы — планки. И не только буквы, а крестъ, и лѣсенка, и копье. — Знаю, что ты мастеръ, а... кто на лужѣ лупилъ яичко? а? .. Ты? — А то кто жъ! — кричитъ со стѣны Ондрейка.Сказывали, теперь можно . .. — Сказывали... Не дотерпѣлъ, дурачокъ! Ну, какой тебѣ будетъ Праздникъ! Э-эхъ, Ондрейка-Ондрейка... — Ну, меня Господь проститъ. Я вонъ для Него поработалъ ... — Очень ты Ему нуженъ! Для души поработалъ, такъ. Господь съ тобой, а только что не хорошо — то не хорошо. — Да я перекрещемшись, Михалъ Панкратычъ! Солнце, трезвонъ и гомонъ. Весь дворъ нашъ Праздникъ. На розоватыхъ и золотисто-бѣлыхъ доскахъ, на бревнахъ, на лѣсенкахъ амбаровъ, на колодцѣ, куда ни глянешь, — всюду пестрятъ рубахи, самыя яркія, новыя, пасхальныя: красныя, розовыя, желтыя, кубовыя, въ горошекъ, малиновыя, голубыя, бѣлыя, въ пояскахъ. Непокрытыя головы блестятъ отъ масла. Всюду треплются волосы враскачку — христосуются трижды. Гармошекъ нѣтъ. Слышится только чмоканье. Пришли рабочіе разговляться и ждутъ хозяина. Мы разговлялись ночью, послѣ заутрени и обѣдни, а те¬