Tragedія admirala Kolčaka : izѣ istorіi graždanskoй voйnы na Volgѣ, Uralѣ i vъ Sibiri. Čast 1, Vostočnый frontъ graždanskoй voйnы

76 военной и гражданской общественности. „Основная причина, почему намъ такъ трудно было создавать вооруженную силу, — это всеобщая распущенность офицерства и солдатъ, которые потеряли, съ сущности говоря, всякую мѣру понятія о чести, о долгѣ, о какихъ бы то ни было обязательствахъ. Никто не желалъ ни съ кѣмъ рѣшительно считаться — каждый считался со своимъ мнѣніемъ. То же самое было и въ обществѣ. Напр., въ Харбинѣ я не встрѣчалъ двухъ людей, которые бы хорошо высказывались другъ о другѣ. Ужасное впечатлѣніе у меня осталось отъ Харбина .. Это была атмосфера такого глубокаго развала, что создавать что-нибудь было невозможно" (Допросъ. 141). Колчакъ разсказываетъ, какъ самостоятельно и стихійно создавались въ Харбинѣ и на Дальнемъ Востокѣ военные отряды. Въ зап. Сибири мы видѣли большую организованность, но суть дѣла та же... Около есаула Калмыкова собирается группа офицеровъ въ 70—80 человѣкъ; къ нимъ примыкаютъ уссурійскіе казаки. Такимъ образомъ появляется „отрядъ" атамана Калмыкова. Аналогичнымъ путемъ организуется въ Харбинѣ отрядъ Орлова, примѣрно въ 1000 человѣкъ, а раньше отрядъ Семенова; недостатка въ добровольцахъ не было. Номинально подчиняясь какой то высшей власти, „атаманы" дѣйствуютъ совершенно независимо — и особенно на Дальнемъ Востокѣ, гдѣ эти отряды поддерживаютъ деньгами и оружіемъ иностранцы. Сама „вольница" часто диктуетъ атаманамъ свои условія. Между отдѣльными отрядами иногда идетъ глубокая рознь: напр., между семеновцами и орловцами. Отряды легко присваивали себѣ функціи политической полиціи и создавали у себя особые органы контръ-развѣдки. Никакой связи съ прокуратурой' не существовало, и самое понятіе „большевика" было до такой степени неопредѣленно, что подъ него можно было подвести, что угодно... Самочинные аресты и убійства становились обычнымъ явленіемъ. „Я не могу сказать — добавляетъ Колчакъ — что это дѣлали представители всѣхъ отрядовъ — у меня данныхъ опредѣленныхъ нѣтъ. Я могу только сказать, что я самъ былъ свидѣтелемъ того, что въ Харбинѣ арестовывали на улицѣ