Vladimіrskій sbornikъ : vъ pamętь 950-lѣtїę kreštenїę Rusi : 988-1938

§2 Е) Знакъ какъ геометрическій орнаментъ: 1. Византійскаго происхожденія: гр. И. И. Толстой (1886). 2; Восточнаго типа: Н. П. Кондаковъ (1891). 3. Славянскій: Левшиновскій (1915), 4. Варяжскій: онъ же. Столь удивительное разнообразіе мнѣній не свидѣтельствуетъ, очевидно, ни объ убѣдительности предлагавшихся рѣшеній (отъ которыхъ часто отказывались сами авторы), ни о правильности метода изслѣдованія. Во всякомъ случаѣ, оно заставило рядъ ученыхъ отказаться отъ дальнѣйшихъ отгадокъ того, что собственно „знакъ” собою изображаетъ (іп зресіе) и ограничиться лишь опредѣленіемъ его значенія (іп §епеге). На такую точку зрѣнія всталъ и самъ гр. И. И. Толстой въ своемъ, упомянутомъ выше, трудѣ. Въ немъ авторъ — къ которому присоединился тогда акад. Куникъ—приходитъ къ выводу что „знакъ несомнѣнно служилъ родовымъ „знаменемъ” (пе-’ чатью, тамгою) кіевскаго великаго князя, въ смыслѣ его семей' наго знака собственности; напротивъ, что онъ изображаетъ,неизвѣстно, такъ какъ это, очевидно, не какой-нибудь опредѣленный предметъ, какъ символъ государственной власти, а условная „геральдическая” фигура, скорѣе всего скандинавскаго происхожденія, можетъ быть, руническая монограмма. Изъ послѣдующихъ изслѣдователей на ту же точку зрѣнія „родового значенія знака” рѣшительно стали (не отказызываясь, однако, и отъ разгадки его изображенія, какъ предмета) опиравшіеся на работы Ефименко, — Сорокинъ, Болсуновскій, Орѣшниковъ, Левшиновскій и др. Этотъ общій выводъ, съ нѣкоторыми необходимыми уточненіями (см. ниже), и могъ быть положенъ въ основу дальнѣйшаго изслѣдованія. Зато всѣ отгадки „предметнаго” значенія знака должны были быть признаны неосновательными, за явной ихъ произвольностью или полнымъ несоотвѣтствіемъ основному свойству „знака”: его „измѣняемости" въ различныхъ варіантахъ, его способности „сокращаться” (путемъ урѣзыванія средняго стержня или острія фигуры), „дополняться” (привнесеніемъ стороннихъ украшеній) и „перевертываться” — очевидно, безъ ущерба для изображаемаго имъ символа. Дѣйствительно, какъ справедливо говоритъ Левшиновскій, всѣ попытки объясненія „загадочной фигуры” были не результатомъ „изслѣдованія", а „простыми догадками”. Разсужденія о „знакѣ” сводились въ общемъ къ слѣдующей схемѣ: 1) краткая критика предшествовавшихъ рѣшеній, 2) произвольное объясненіе фигуры согласно субъективному впечатлѣнію даннаго автора и 3) подборъ болѣе или менѣе натянутыхъ примѣровъ другихъ изображеній въ подтвержденіе предлагаемой гипотезы. Полная апріорность подобнаго способа „отгадокъ” должна быть, очевидно, замѣнена болѣе научнымъ методомъ изслѣдованія .