BЪlgradkiй Puškinskiй sbornikь

255

никакой дымъ не пахнетъ для меня розою. Но то справедливо, что Росаянинъ, прошедши мномя земли, все-же долженъ празнаться, что лучше въ РосЧи. О! если бы могъ я возвратиться въ любезное свое отечество съ такою же скорост!ю, съ какою мысли мои непрестанно туда возвращаются“! (Ш, 284).

Теперь становится ясенъ истинный смыслъ основной темы. Эта тема самой Жизни, ея субстанщальной основы, понятой такъ-же, какъ у Шопенгауэра, не знающей отдыха воли, ведущей ко все новымъ и новымъ — разочарован!ямъ '°). „Грузинскя деревни издали казались мн прекрасными садами, но подъфзжая къ нимъ, видЪлъ я нёсколько бЪдныхь сакель, осЪненныхъ пыльными тополями“. Главное, что манило его, было — „вырваться изъ предфловь необъятной Росии“. Но турецюй берегъ Арпачая оказывается уже завоеваннымъ, когда онъ прибылъ туда: „я все еще находился въ Росси“. Арзрумъ приноситъ ему новое разочароване. Въ „экзотикВ“ не находилъ онъ ничего привлекательнаго: „Не знаю выражен!я, которое было-бы безсмысленнЪе словъ: азатская роскошь... НынЪ можно сказать: аз1атская бЪдность, азатское свинство и проч.“ Бетужевъ-Марлинсюй увид$ ль въ АрзрумЪ „стройные минареты мечетей“, которые, „сверкая золочеными маковками, казались огромными свЪчами, теплющимися предъ лицомъ Аллы“ (Красное Покрывало). Пушкинъ замфчаетъ только: „мечети низки и темны“.

„Путешестве въ Арзрумъ“ — аллегор!я, какъ знаменитое письмо Петрарки, описывающее восхожден!е на Моп!Уещоцх '3). Поразительно, какъ разработка основной темы приводить обоихъ поэтовъ къ аналогямъ въ символикф. Въ одномъ м$ст$ письма Петрарка разсказываетъ, какъ его братъ Герардо двинулся прямикомъ, тогда какъ самъ онъ, боясь утомиться, шелъ извилистыми тропинками. Въ результатВ, онъ выбился изъ силъ и когда добрался до вершины, нашелъ тамъ брата уже давно отдыхающаго. Нельзя не сопоставить съ этимъ эпизода изъ Путешествя, гдЪ поэтъ разсказываетъ, какъ на гор$ Коби онъ ршилъ разстаться со своимъ спутникомъ, графомъ Пушкинымъ, надЪясь скор$е его достигнуть Тифлиса, двигаясь не въ коляскЪ, а верхомъ на конф. Дорога оказалась трудной, послЬдн!й пере: ходъ до Душета пришлось сдфлать пЪшкомъ, по крутому и скользкому подъему; въ Душетъ онъ прибылъ ночью, но отдохнуть ему не пришлось вслфдствыи нападеня блохъ. „Поутру появился ко мнЪ человЪкъ и объявилъ, что графъ Пушкинъ благополучно переправился на волахъ черезъ снЪговыя горы и прибылъ въ Душетъ. Нужно было мнЪ торопиться“| „Мораль“ письма Петрарки — тщета и суетность людскихъ стремленй. Онъ предпринялъ экскурсно, влекомый желанемъ увидфть знаменитую гору и то, что открывается