BЪlgradkiй Puškinskiй sbornikь

270

должны оусматривать, конечно, не заимствованя, а просто естественную преемственность словесной традищи. И это не могло быть иначе! Пушкичъ, какъ одинъ изъ творцовъ русскаго слова, стоитъ всецфло на плечахь ХУШ вЪка, продолжая лвЪ его традищи или два его подвига, одинаково важные: усвоене книжному русскому языку элементовъ языка церковно славянскаго и впитыван!е элементовъ и богатствъ народнаго языка въ языкъ книжный. Первое есть дЪло больше всего словеснаго мастерства Ломоносова. Второе — дЪло Державина и, въ особенности, издателей народныхъ или ставшихъ народными пЪсенъ, больше всего—Новикова и Чулкова.

Пушкинъ продолжалъ оба эти дЪла и онъ оба названныхъ элемента русскаго литературнаго языка окончательно спаялъ въ нфкое органическое единство.

Это есть величайний подвигъ въ истор!и русскаго языка, подвигъ, въ которомъ Пушкинъ проявилъ и весь свой генй художника слова, и всю силу своего проникнутаго мудрымъ историзмомъ духа. Въ этомъ подвиг Пушкана у н*го было два ближайшихъ предшественника: Державин и Жуковскй, которые въ этомъь духовномъ смыслБ еще ближе, еще родственнЪе Пушкину, чёмъ Ломоносовъ.

Ш, Судьба и ростъ Пушкина какъ культурнаго язлезЯя.

Пушкинъ — величайшее явлен!е русской культуры, значен!е котораго въ истор!и не умаляется, а непрерывно возростаетъ въ Росаи и для Росси.

Еще при жизни Пушкинъ былъ любимБйшимъ, самымъ понятнымъ и самымъ дорогимъ для русскаго сердца изъ всЪхь писателей. Онъ при жизни сталъ народнымъ, хотя рядомъ съ нимъ жили и дЪИствовали писатели, языкъ, мысли, слова, речевя которыхъ не меньше, а больше пушкинскихъ вошли въ народный обихолъ: назову Крылова и ГрибоЪдова. ЗатЬмъ наступила смерть Пушкина, съ ея вс5мъ доступнымъ и всЪхъ до глубины души взволновавшимъ трагизмомъ. „Погибъ поэтъ, невольникъ чести“...

А потомъ настала эпоха какого-то, быть можетъ, лишь видимаго и даже мнимаго потускнЪн!я лучезарнаго образа Пушкина въ русскихъ умахъ: 60-ые и 70-ые годы. Но это потускнЪн!е было мнимымъ, и когда въ 1880 году былъ открытъ на рЪдкость удачный, благородный въ своей простотЪ памятникъ Пушкина въ МосквЪ, Росоя генальнымъ и пророческимъ взоромъ вновь открыла Пушкина и онъ раскрылся передъ нею Это открыт! и раскрыте Пушкина черезъ вЪщее слово Досшоевскаго есть для меня, который былъ въ это время ребенкомъ, первое сильное, чисто духовное, чисто культурное переживан!е, потрясеше и откровене.