--- i smolkli kolokola

112 шительное, но не могла и, повернувшись, вышла въ переднюю, прижалась къ пахнущей нафталиномъ чьей-то шубѣ и... замерла. Въ домѣ шумятъ, танцуютъ, играютъ на рояли, слышно, кто-то запѣлъ что-то грустное, жалостное, кажется, гость. Катерина насторожилась, старается разобрать слова: „Ты такъ усталъ, я сердцемъ наболѣла11. Закрывъ лицо передникомъ, заплакала Катерина. Плакала тяжело, вздрагивая всѣмъ тѣломъ, и казалось, что все накопленное годами горе вырвалось наружу и какъ весенній потокъ понеслось. Вспомнилось все, вся сиротская жизнь въ деревнѣ, затѣмъ житье по чужимъ домамъ въ городѣ. А ужъ дальше то, дальше! Только Ты, Господи, зна. ешь, что пришлось пережить! Пошла Катерина на кухню, спитъ Андрей, распластался красный, курносый, волосы какъ мочало, лежитъ, руки разставлены, какъ бы хвастаясь: „вотъ де на, полюбуйся, есть двѣ здоровыя, какъ вилы* и ноги выглядываютъ изъ-подъ одѣяла. Анка лежитъ около отца, отъ жары распарилась, счастливая, обласканная. Никитка на сандукѣ у окна что-то бормочетъ со сна, нахмуривъ, какъ у отца, тонкія брови. Подтянула Катерина тихонько табуретку поближе къ Никиткѣ, сѣла и глядитъ, не спуская съ сына глазъ. — Сказать или нѣтъ? А вдругъ скажетъ: „А можетъ, онъ не мойНѣтъ, пусть лучше не знаетъ! Подумаетъ, что еще денегъ хочу получить. Ничего мнѣ отъ него не надо! Вѣдь правда, Никитка?, Скоро выростешь, самъ помогать матери станешь.