--- i smolkli kolokola

117 И вдругъ Афонька вспомнилъ, что онъ не ©ъ пѣснѣ видѣлъ золотую кровать. Видѣлъ въявь, своими глазами въ московскомъ дворцѣ: широкая-широкая, какъ палати, и вся вызолочена и подъ балдахиномъ, Водили ихъ изъ Покровскихъ казармъ по четыре десятка всякую всячину въ Москвѣ глядѣть. Интересно было! Послѣ еще на караулѣ тамъ стоялъ, комиссаровъ охранялъ... Плохо Афонькѣ въ рваной шйнелишкѣ. Налетѣвшій со стороны Воробьевыхъ горъ вѣтеръ лѣзетъ за воротникъ, въ рукава, треплетъ подоломъ шинели. А Афонька не чувствуетъ ничего: ему отчего то стало тепло, какая то радость раз. лилась по всѣмъ жиламъ и даже, стыдно сказать, Афонькѣ хочется отъ нея заплакать, такъ, по маленьку, чтобы товарищи не слыхали. А отчего бы это, Афонька и самъ не опредѣлитъ,., На городскихъ церквахъ ударили къ утренней. Конечно, не такъ, какъ прежде, когда Иванъ Великій первый давалъ знать, что наступилъ праздникъ. Нѣтъ. Но все же заиграли, заперекликались всѣ большіе и малые колокола московскихъ церквей, какъ бы говоря: — Мы живы! — Мы живы! — Мы живы! Въ свѣжемъ ночномъ воздухѣ плывутъ звуки въ полѣ мимо Афоньки, а онъ, опершись на винтовку, глядитъ въ сторону звона и чему то улыбается :