Izabrannыe razskazы

79 солнце,—оставляютъ въ душѣ длинный, свѣтящійся слѣдъ. Этихъ дней уже нѣтъ. Не.пахнетъ уже такъ рѣка съ ивнякомъ. Нѣтъ тѣхъ игръ, нѣтъ вечернихъ коростелей, закатовъ за Высоцкимъ заказомъ, нѣтъ отца на дрожкахъ, Вальтона, Масетки; нѣтъ стада, входящаго вечеромъ въ деревню, золотистой пыли подъ вербами, Дашеньки, Гришки. И не будетъ никогда ружья, стрѣльбы въ воробьевъ, верхового конька Червончика, на которомъ можно ѣздить въ о браткѣ, а онъ нейдетъ изъ дому — домой же мчится вскачь и его нельзя удержать. Не будетъ охоты съ Гришкой въ Сопѣлкахъ, когда удрала Коза съ дрожками, и пришлось идти домой пѣшкомъ, за пять верстъ, лѣсомъ, въ темнотѣ; было страшно, и къ концу Женя такъ усталъ, что Гришка взялъ его на закорки; съ ружьями, парой убитыхъ утокъ, въ одиннадцатомъ часу они плелись по деревнѣ — маленькій на большомъ, дремля, измученные и несчастные. Все это было такъ давно, что легендой вѣетъ отъ воспоминаній; и кажется, что уже нѣтъ и самаго села, и дома, и другія поля, другіе лѣса вокругъ, другіе люди живутъ на томъ мѣстѣ. Но изъ сѣдой были человѣческое сердце слышитъ все тотъ же привѣтъ — чистый и прозрачный. И жизнь идетъ далѣе. XIII Въ серединѣ зимы отца перевели на сосѣдній заводъ, верстъ за сорокъ. Сперва уѣхалъ онъ самъ, потомъ начались сборы и укладыванья семьи. Въ комнаты натащили ящиковъ, и началось разрушеніе. Горько было видѣть, какъ со стѣнъ снимали фотографіи, зашивали въ рогожу диваны, сдирали портьеры. Милый, старый домъ, съ которымъ многое уже было связано, разоряли. И вмѣстѣ со спрятанными солдатами, съ рисунками лошадей, козъ, удалялась часть жизни, еще такая малая и юная, но уже дававшая о себѣ знать. За день до отъѣзда Женя прощался съ друзьями, съ играми, съ любимыми мѣстами. Онъ обошелъ на лыжахъ