Kniga Іюnь : razskazы

— 132 ВЪтеръ Вѣтеръ дуетъ, дуетъ въ трубу — гонитъ дымъ въ комнату, стучитъ въ ставни, поетъ, плачетъ. Дрожитъ хлипкое парижское окно, дребезжитъ задвижкой. Газета на столѣ шевелится, а въ газетѣ вѣсти: „...У береговъ Бретани погибли моряки... Много лодокъ не вернулось. . Многихъ судовъ не досчитываются... Вѣтеръ крѣпнетъ... гибнутъ... подойти къ нимъ невозможно. .“ .Рыбаки-бретонцы" — для насъ это звучитъ, какъ слово изъ французскаго романа. Живого человѣка за этимъ словомъ мы не чувствуемъ. Но вотъ подошла къ окну моя служанка, сложила на груди тяжелыя рабочія руки и долго смотрѣла на черныя тучи и долго слушала. Тучи буревыя, трехцвѣтныя. Черная стѣна недвижна и по ней плывутъ бурныя горы, а ихъ обгоняютъ свѣтлодымныя, легкія, быстрыя облака, крутятся, вьются, бѣгутъ летятъ. Свиститъ вѣтеръ, гонитъ, бьетъ ихъ бичемъ. Смотритъ на нихъ тяжелыми глазами Марія Бокуръ. — О, какъ сегодня страшно въ морѣ! Вотъ такія тучи бѣжали, когда погибъ мой отецъ. А черезъ два года волны унесли двоюроднаго брата. Онъ былъ такой сильный, онъ продержался на водѣ четыре часа. Вся деревня была на берегу. И нельзя было подойти. Они всѣ утонули. И я его видѣла. Мнѣ все казалось, что онъ кричитъ. Но это вздоръ. Крика нельзя было бы слышать. Да они никогда и не кричатъ, тѣ, которые тонутъ. У нихъ не хватаетъ дыханія на крикъ. Это вѣтеръ стоналъ, вѣтеръ. Смотрю на ея широко раскрытыя глаза и чуть наклоненную, прислушиваясь, голову и вспоминаю такіе же глаза въ далекой, далекой степи, въ занесенной снѣгомъ усадебкѣ, въ метель, въ снѣжную пургу.