Kniga Іюnь : razskazы

141 послѣднее дыханіе моихъ петербургскихъ кружевъ и лентъ... Тепло нашихъ рукъ и дыханій и излученіе глазъ и легкій нажимъ на ушко иголки, когда мы усердно считали крестики на канвѣ. И онъ, наперсточекъ этотъ, навѣрное тоже далъ намъ что то свое, какія то впечатлѣнія — твердости, звонкости и излученія золотого блеска и невѣсомыя пылинки-атомы проникшія черезъ кожу и, главное, то неизъяснимое и неопредѣлимое, что мы называемъ „вліяніемъ" и въ чемъ даетъ намъ себя безъ нашей и своей воли каждый человѣкъ, каждый звѣрь и растеніе и предметъ съ которымъ мы входили въ общеніе. И можетъ быть, если только не переплавили его на „нужды пролетаріата" и живъ еще этотъ наперсточекъ какіе странные сны принесъ онъ въ чужой домъ, чужой женщинѣ и ея маленькой дочкѣ... — Заинька, крошечка, разскажи намъ что нибудь. Что же ты прячешь мордочку въ лапки? Стѣсняешься? — Ничего я не прячу, — отвѣчалъ Заинька хриплымъ басомъ. — Я просто закуриваю. Закурилъ, крякнулъ, расправилъ бороду и приготовился врать. Роста онъ былъ огромнаго съ толстымъ туловищемъ и короткими ногами. Когда сидѣлъ, колѣнки не выступали впередъ, а сгибались подъ животомъ, въ родѣ какъ у дрессированной лошади, сидящей по человѣчески. Только сердце любящей жены могло усмотрѣть въ махинѣ „заиньку".