Lѣto gospodne : prazdniki

122 бьются, колютъ глазъ. Въ воздухѣ-то мерзлость, черезъ нее-то звѣзды больше, разными огнями блещутъ, — голубой хрусталь, и синій, и зеленый, — въ стрѣлкахъ. И Звонъ услышишь. И будто это звѣзды, — звонъ-то! Морозный, гулкій, — прямо, серебро. Такого не услышишь, нѣтъ. Въ Кремлѣ ударятъ, — древній звонъ, степенный, съ глухотцой. А то — тугое серебро, какъ бархатъ звонный. И все запѣло, тысяча церквей играетъ. Такого не услышишь, нѣтъ. Не Пасха, перезвону нѣтъ, а стелетъ звономъ, кроетъ серебромъ, какъ пѣнье, безъ конца-начала ... — гулъ и гулъ. Ко всенощной. Валенки надѣнешь, тулупчикъ изъ барана, шапку, башлычокъ, — морозъ и не щипнетъ. Выйдешь — пѣвучій звонъ. И звѣзды. Калитку тронешь, — такъ и осыплетъ трескомъ. Морозъ! Снѣгъ синій, крѣпкій, попискиваетъ тонко-тонко. По улицѣ сугробы, горы. Въ окошкахъ розовые огоньки лампадокъ. А воздухъ... — синій, серебрится пылью, дымный, звѣздный. Сады дымятся. Березы —• бѣлыя видѣнья, Спятъ въ нихъ галки. Огнистые дымы столбами, высоко, до звѣздъ. Звѣздный звонъ, пѣвучій, — плыветъ, не молкнетъ; сонный, звонъ чудо, звонъ-видѣнье, славитъ Бога въ вышнихъ, — Рождество. Идешь и думаешь: сейчасъ услышу ласковый напѣвъ-молитву, простой, особенной какой-то, дѣтскій, теплый...— и почему-то видится кроватка, звѣзды. Рождество Твое, Христе Боже нашъ, Возсія мірови Свѣтъ Разума . .. И почему-то кажется, что давній-давній тотъ напѣвъ священный... былъ всегда. И будетъ. На уголкѣ лавчонка, безъ дверей. Торгуетъ старичокъ въ тулупѣ, жмется. За мерзлымъ стеклышкомъ знакомый Ангелъ съ золотымъ цвѣточкомъ, мерзнетъ. Осыпанъ блескомъ. Я его держалъ недавно, трогалъ пальцемъ. Бумажный Ангелъ. Ну, карточка... осыпанъ