Lѣto gospodne : prazdniki

130 Они являлись на Рождество. Можетъ быть, приходили и на Пасху, но на Пасху — неудивительно. А на Рождество, такіе трескучіе морозы... а они являлись въ какихъ-то матерчатыхъ ботинкахъ, въ лѣтнихъ пальтишкахъ безъ пуговицъ и въ кофтахъ, и не могли говорить отъ холода, а прыгали все у печки и дули въ сизые кулаки, —■ это осталось въ памяти. — А гдѣ они живутъ? — спрашиваю я няню. — За окнами. За окнами... За окнами — чернота и снѣгъ. — А почему у кормилицы сынъ мошенникъ? —■ Потому. Морозъ вонъ въ окошко смотритъ. Черныя окна въ елочкахъ, тамъ морозъ. И всѣ они тамъ, за окнами. — А завтра они придутъ? — Придутъ. Всегда приходятъ объ Рождествѣ. Спи. А вотъ и завтра. Оно пришло, послѣ ночной метели, въ морозѣ, въ солнцѣ. У меня защипало пальцы въ пуховыхъ варежкахъ и заломило ноги въ заячьихъ сапожкахъ, пока шелъ отъ обѣдни къ дому, а они уже подбираются: скрыпъ-скрыпъ-скрыпъ. Вонъ ужъ кто-то шмыгнулъ въ ворота, не Пискунъ ли? Приходятъ „со всѣхъ концовъ", Проходятъ съ чер наго хода, крадучись. Я украдкой сбѣгаю въ кухню. Широкая печь пылаетъ. Какіе запахи! Пахнетъ мясными пирогами, жирными щами со свининой, гусемъ и поросенкомъ съ кашей... — послѣ поста такъ сладко. Это густые запахи Рождества, домашніе. Священные — въ церкви были. Въ льдинкахъ искристыхъ оконъ плющится колко солнце. И все-то праздничное, на кухнѣ даже: на полу новыя рогожи, добѣла выскоблены лавки, блещетъ сосновый столъ, выбѣленъ потолокъ и стѣны, у двери вороха соломы — не дуло чтобы, Жарко, свѣтло и сытно. А вотъ и Пискунъ, на лавкѣ, у лахани. На немъ плисовая кофта, ситцевыя розовыя брюки, бархатные,