Lѣto gospodne : prazdniki

140 бую, рождественскую, скатерть, и посуду ставятъ тоже парадную, съ голубыми каемочками. На лежанкѣ устраиваютъ закуску. Ни икры, ни сардинокъ, ни семги, ни золотого сига копченаго, а просто: толстая колбаса съ языкомъ, толстая копченая, селедки съ лукомъ, соленые снеточки, кильки и пироги длинные, съ капустой и яйцами. Пузатые графины рябиновки и водки и бутылка шато-д-икема, для знаменитаго нашего плотника — „филенщика" — Михалъ - Панкратыча Горкина, который только въ праздники „принимаетъ", какъ и отецъ, и для женскаго пола. Кой-кто_изъ „разныхъ" приходитъ на первый день Рождества и заночевываетъ: солдатъ Махоровъ, изъ дальней богадѣльни, на деревянной ногѣ, Пашенька-преблаженная и Полугариха. Махорова угощаютъ водкой у себя плотники, и онъ разсказываетъ имъ про войну. Полугариху вызываютъ къ гостямъ наверхъ, и она допоздна'расписываетъ про старый Ерусалимъ, и какихъ она страховъ навидалась. Идутъ черезъ черный ходъ; только скорнякъ, Трифонычъ и Солодовкинъ — черезъ парадное. Баринъ требуетъ, чтобы и его пустили черезъ парадное. Я вожу снѣгъ на саночкахъ и слышу, какъ онъ споритъ съ Василь-Василичемъ: — Я Валерьянъ Дмитріевичъ Эн-та-льцевъ! Вотъ карточка... И все попрыгиваетъ на снѣжку. Страшный морозъ, а онъ въ курточкѣ со шнурками и въ прюнелевыхъ полсапожкахъ, дамскихъ. На немъ красная фуражка, подъ мышкой трость. Лицо сине-багровое, подъ глазами сѣрые пузыри. Онъ передергиваетъ плечами и говоритъ на крышу: — О-чень странно! Меня самъ Островскій, Александръ Николаичъ, въ кабинетѣ встрѣчаетъ, съ сигарами!.. Ччортъ знаетъ... въ такомъ случаѣ я не... Василь-Василичъ одѣтъ тепло, въ курткѣ на ба¬