Otčій domъ : Semeйnaя hronika. Kn. 4-5

179 Тотъ, геммороидальный, даже опѣшилъ вдругъ, но потомъ оправился и началъ снова кричать. Назвалъ „нахаломъ"... — Ты самъ идіотъ! — крикнулъ конторщикъ Коробейниковъ. Вся контора притихла. Стало такъ тихо, что слышно было, какъ скулила муха, попавшая въ тенета паука. Всѣ служащіе въ конторѣ застыли въ радостномъ испугѣ и въ тайномъ почтеніи къ сотоварищу, который, наконецъ-то, достойно отвѣтилъ за всѣхъ молчальниковъ... — Получи расчетъ и съ Богомъ!.. Глупо, конечно, все это вышло. Сгоряча. Нервы. А все-таки пріятно какъ-то разрядить свое долготерпѣніе такимъ выстрѣломъ! Конторщикъ безъ мѣста. Пошелъ шляться по городу, вышелъ на Суру, побывалъ около родного бабушкинаго дома... Ни одной близкой души! И вдругъ снова толкнулась въ душу мысль: а что если побывать въ Никудышевкѣ? А пришла ночь, безсонница въ лунную свѣтлую ночь. И снова точно смотритъ на весь пройденный путь жизни. Все—одни призраки... Ничего не осталось, вотъ только мама... Лучше, если-бы мама бросила деревню и жила въ своемъ Алатырскомъ домѣ... Какая злая насмѣшка жизни: устраивай погромъ родной матери! Бѣдная старуха. Не дадутъ умереть спокойно... Не подвигъ, а... ремесло! III. Нѣсколько дней Дмитрій Николаевичъ слонялся въ городкѣ какъ бездомная собака. Нечего дѣлать! Некуда пойти! Никому ненуженъ... 12*