Otčій domъ : Semeйnaя hronika. Kn. 4-5

180 Бродилъ по набережной Суры. Посиживалъ въ трактирахъ за бутылкой пива. Заходилъ въ соборъ, гдѣ служилась всенощная... На рѣкѣ, въ трактирахъ, на улицахъ, въ церкви, всюду трепещетъ и бьется жизнь человѣческая, сливаясь въ единый шумливый красочный потокъ. Всѣ проявленія этой жизни, въ ихъ пестромъ разнообразіи формъ, связаны мистической логикой бытія. И звонъ церковнаго колокола, и плывущій по рѣкѣ пароходъ, и грохочущая по мостовой телѣга съ ржавымъ желѣзомъ, и плачущій ребенокъ, и драка около трактира, и наигрываемыя гдѣ-то и кѣмъ-то на рояли ритмическія гаммы, и будочникъ на углу, и барышня съ собачкой, словомъ ■— все, что видятъ глаза и слышатъ уши, все это отъ вѣка вѣковъ, все нужно и все слито во-едино, въ какую-то сложную непрестанно работающую, какъ наше сердце, машину... Но онъ, Дмитрій, внѣ этой жизни. Онъ какъ будтобы совершенно ничѣмъ съ ней не связанъ. Какой-то посторонній ненужный жизни и чужой ей человѣкъ или даже — предметъ! Вотъ точно такое-же гнетущее чувство Дмитрій испытывалъ, когда, бѣжавъ изъ Сибири, очутился въ Парижѣ безъ языка, безъ знакомыхъ и безъ денегъ... Ни однимъ краешкомъ души не прицѣпишься къ бѣгущей мимо жизни!.. Вотъ въ эти дни блужданій по улицамъ и трактирамъ, за бутылкой пива, въ его омраченную пустотой и одиночествомъ душу и постучалась впервые мысль о самоубійствѣ... И какъ только пришла эта мысль, сразу рухнулъ построенный когда-то въ юности, ея пылкой фантазіей,, „храмъ революціи'1... Онъ долго и тяжело смотрѣлъ въ одну точку и вдругъ произнесъ, неожиданно для самого себя, однотолько слово: