Otčій domъ : Semeйnaя hronika. Kn. 4-5

27 — Вотъ бы бревно поперекъ дороги-то положить!' — Ничего ему, проклятому, не сдѣлается: перескочитъ! Яму надо вырыть, — вотъ это дѣло... — Нечистая сила... Напугалась я до смерти... Инда и сейчасъ сердечко бьется. Мѣстами запоздали съ уборкой овса и по полямъ краснѣли яркими пятнами бабьи платочки, синѣли сарафаны, рѣзко звучали перекликавшіеся голоса. По дорогамъ, усѣяннымъ золотистыми соломенками, тянулись телѣги со снопами, наполняя тишину полей скрипучей музыкой немазанныхъ колесъ. Въ прозрачномъ воздухѣ плавали паутинки, предвѣстники хорошихъ ядреныхъ солнечныхъ дней. Солнышко грѣло, но не было уже прежней духоты и казалось, что земля отдыхала въ сладостной истомѣ, какъ женщина-мать послѣ родовъ... Не шелъ къ этой благодушной истомѣ и тишинѣ, къ этой грустной радости русской природы гудящій, грохочущій, ревущій, воняющій бензиномъ и дымящій звѣрь Европейской культуры. Лошаденка, плетущаяся со скоростью трехъ верстъ въ часъ и эта непонятная чертова машина, птицей пролетающая, съ угрозою смять и раздавить все попадающееся на пути ея! „Господа" эту машину придумали для себя, а для мужика и деревни — она только одно зло и непріятности... Охваченный радостью быстраго движенія, Ваня по временамъ не такъ внимательно слѣдилъ за препятствіями и плохо взвѣшивалъ опасности. Хотѣлось, какъ можно скорѣе, прилетѣть и всѣхъ поразить. Клубами вихрилась пыль и неслась за автомобилемъ свора деревенскихъ собакъ, когда Ваня пролеталъ широкой улицей попутнаго села Вязовки. Вотъ здѣсь и вышла первая непріятность. Раздавили спавшую въ лужицѣ свинью. Страшный визгъ, толчекъ... Ваня растерялся отъ визга и затормозилъ. Свинья уже не визжала, но визжали бабы и сбѣгались мужики. Точно нападеніе