Otčій domъ : Semeйnaя hronika. Kn. 4-5

291 былъ сказать. У кого что болитъ, тотъ про то и говоритъ. Если-бы спросили старики, конечно, правду-бы сказалъ. А они изъ осторожности промолчали. Арендную плату все-таки Павелъ Николаевичъ согласился уменьшить ровно вдвое. Изъ благороднымъ чувствъ и побужденій „справедливой оцѣнки11... И что-же получилось въ результатѣ? Очутившись на улицѣ, старики въ одинъ голосъ сказали: — Такъ оно и есть! Вѣрно выходитъ. Прячутъ они. — Григорій говоритъ, — земля не моя, и этотъ братъ — тоже „я не владѣтель"!.. — А небойсь, отъ аренды не отказался: хоть половинку, а получить съ насъ охота! — Ничаво не надо давать. Видать, что земля отойдетъ отъ нихъ. А шила-то въ мѣшкѣ не спрячешь. Обнаружится оно. Вотъ они и вертятъ хвостами-то, какъ лиса въ загонѣ. Я не я и земля не моя! Сколь-нибудь, а только поскорѣй заплати! — А про манихестъ невзначай обмолвился-же! Григорій сразу почувствовалъ перемѣну отношенія къ себѣ со стороны мужиковъ: столько лѣтъ строилъ мостъ дружбы и довѣрія и вдругъ мостъ рухнулъ и всѣ труды пропали даромъ: снова превратился для нихъ въ „барина"!.. Конечно, думалъ онъ, въ этомъ виновато проклятое имѣніе: перемѣна началась съ того дня, когда онъ согласился временно замѣнить управляющаго, и особенно стала замѣтной послѣ того, какъ онъ очутился въ „наслѣдникахъ". Съ этой поры даже и въ своемъ домѣ, за заборомъ, что-то какъ будто треснуло. Работая по вечерамъ надъ своимъ сочиненіемъ „О путяхъ ко граду Незримому", Григорій иногда слышалъ, какъ Лариса съ отцомъ ведутъ разговоръ о томъ, къ жому и что перейдетъ по наслѣдству: кому какія угодья, 19*