Vъѣzdъ vъ Parižъ

ТѢНИ ДНЕЙ И въ тихую область видѣній и сновъ Врывалася пѣна ревущихъ валовъ. Ѳ. Тютчевъ. I г Будто я на Ріасе сіе ГЕіоіІе, въ толпѣ. Вечеръ или ночь — не знаю. Черное, какъ копоть, небо—нависло, давитъ. Ни одной звѣзды не видно. Подъ смутной Аокой, на могилѣ Неизвѣстнаго Солдата, — вѣтеръ: неугасающее пламя рвется. Блѣдные огни такси тревожно убѣгаютъ, оглядываясь краснымъ глазомъ. Торопятся уйти трамваи. Всѣ чего-то ждутъ, въ тревогѣ. Лицъ не видно, все головы да шляпы; и всѣ — туда. А пламя уже полыхаетъ, кидается подъ своды Арки. Валитъ дымъ, тяжелый, черный, какъ отъ нефти. Огни рекламъ мутнѣютъ, свѣтятся въ дыму багрово, грязно. Кто-то говоритъ, что нефтяные склады загорѣлись... Я кого-то жду. Смотрю на пламя, — траурный огонь. Я знаю — склады гдѣ-то здѣсь, на Прѣснѣ. Тамъ кладбище, и нефть — оттуда, изъ-подъ земли, густая. Пламя — отъ нея. Мнѣ жутко, я хочу уйти, но — трудно. Гляжу въ тоскѣ: направо, книзу, — СЬатрз-ЁІузёез, раздольные, пустые, въ огонькахъ; свѣтъ блѣдный и печальный, молочномутными шарами, какъ въ Москвѣ, въ морозы. Туда мнѣ нужно, но зачѣмъ — не знаю. Тамъ — покой.