Vъѣzdъ vъ Parižъ

34 губы, косоглазый гладитъ... Вихлявый, съ мордой зайца, играетъ съ толстякомъ, щекочетъ мышки. Толстякъ, съ сигарой, прѣетъ, смотритъ мутно. Рыластый рветъ его за фалды, какъ мѣшокъ, вытряхиваетъ вонъ изъ фрака. Бьютъ длиннаго американца: йок! Я — внѣ. Мнѣ нужно на послѣдній поѣздъ. Съ балконовъ машутъ. Лица этажами, какъ галерка. Вопятъ: — „Побѣ-да!..“ Передній — маленькаго роста, гномъ. Головка черненькая, клиномъ. Онъ въ шубѣ, — похоже на салопъ просвирни, съ блескомъ. Лисій воротникъ по локти. Глазки сверлятъ. Пасть у него щурячья, онъ пищитъ; но пискъкакъ шило, продираетъ кожу. Другой — тяжелый. Шапка башней, енотовая шуба, какъ гора, — слоновьи уши. Протодіаконова шуба, а усы...румынскій цымбалистъ: усы винтами. Еще — жукастый. Усики обвисли, носъ гвоздемъ, ротъ кислый: нюхаетъ, какъ-будто. И — краденая шуба, на хорю. За нимъ — безлобый, съ пастью; усъ, „для пикана“, въ стрѣлку; шинель съ бобрами — на одномъ плечѣ, подбита краснымъ; блуза въ маслѣ. За ними, стаей, — картузы изъ выдры, собачьи шапки, волчьи балахоны, хорьки, верблюжина, крылатки, полушубки, пледы, башлыки... Пыряютъ кулаками къ Обелиску, взываютъ — волочить куда-то дальше. Мнѣ чудится, что этотъ камень — ихній, тысячелѣтнее кропило сброда, богъ кочевья. Его таскаютъ по землѣ извѣчно. Внизу переминаются смущенно: съ книжками, одѣты бѣдно, лица нервны. Доказываютъ, шепчутъ, спорятъ. Движенья нерѣшительны, безсильны. Одни — согласны; другіе протестуютъ, молча. Шуршаніе бумаги, блескъ очковъ... Я знаю: ихъ сейчасъ потащутъ. За ними, за рѣшеткой,лязги; рыластые, въ звѣриныхъ шкурахъ ждутъ: вотъ, спустятъ... Кровь на всемъ: на Обелискѣ, въ небѣ. Она пылаетъ въ стеклахъ фонарей, струитъ по камню, льется на деревья. Не пройти. Я пробираюсь къ Обелиску. Мужикъ съ