Vъѣzdъ vъ Parižъ

51 заботливо собранное росистымъ утромъ дѣвичьими рукамл московки свѣтлоглазой. „Святый Боже, Святый Крѣпкій... Святый Безсмертный..." Святое идетъ въ цвѣтахъ. Святое — въ Пѣснѣ. Строго текутъ кремлевскія. Подняли ихъ соборы: Спасъ на Бору, Успенье, Благовѣщеніе, Архангелы... Темное золото литое, древнее серебро чернью покрыла копоть, сіянье скупо. Идутъ — мерцаютъ. И вдругъ — проснется и ослѣпитъ, изъ страшно далекой дали,—Темное Око взглянетъ. Благоволѣніе или — гнѣвъ? Трудныя, строгія хоругви. Бородатые мужики-медвѣди, раскинувъ косыя плечи, головы запрокинувъ въ небо, ступаютъ тяжелой ступью, бредутъ враскачку, будто увязли ноги. Тяжелы древнія хоругви: вѣка на нихъ. Старые храмы, новые, — всѣ послали. Цвѣтное, легкое-кружевное, въ новомъ, задорномъ блескѣ, колетъ глаза сверканьемъ. Молодостью смѣется, заскакиваетъ бойко, бьется стеклянно-звонко. И вотъ, — запнулось. Колышась, грузно текутъ кремлевскія. Дошли, тяжело мерцая. На золотыхъ крестахъ — вышкахъ, на окованныхъ мѣдью древкахъ, по золоту стрѣлъ сіянья — пышная поросль спаржи, легкая, какъ страусовы перья, зеленымъ дымкомъ дымится. Принесъ ее на святое дѣло хозяинъогородникъ, что-то еще хранящій за грудой своей капусты. И золотыя шапки подсолнуховъ, позднія солнца лѣта, киваютъ въ неспѣшномъ ходѣ. Зеленое, золотое, — течетъ и течетъ, въ топотѣ тысячъ, тысячъ, надъ непокрытыми головами въ блескѣ, надъ черными жаркими волнами. Подняты надъ землей Великія Иконы — древность. Спасовъ Великій Ликъ, темный-темный, чернымъ закованъ золотомъ, Ярое Око — строго. Пречистая, БогоматерьДѣва, въ снѣжно-жемчужномъ платѣ, благостная, ясно взираетъ лаской. „... Упованіе рода христіанскаго,..11 И древній Корсунскій Крестъ сіяетъ хрустальнымъ солнцемъ. 4*