Vъѣzdъ vъ Parižъ

60 — Про исторйо никто не знаетъ! Покуда не объявится знаменитая личность... — У насъ объявилась. — Опять энтотъ, шляпа обвислая! Дайте ему разговориться... — А чего этотъ, какъ его... все ѣздилъ? Только уѣдетъ — сейчасъ и объявляется! Власть на одномъ мѣстѣ должна править. А какъ начнутъ ѣздить... — Погодите, ближе подойдетъ... Нѣтъ, къ воротамъ подался!.. — Почему у всякой настоящей власти о-релъ? чего, по вашему, знакъ этотъ означаетъ?.. — Разъ держава, надо держать! У Костомарова, напримѣръ... Мининъ и Пожарскій... И помазаніе было! — Теперь во-какъ ма-жутъ! — Гляди-гляди, отъ Бутиковой фабрики взялись! Съ чердака глядѣть хорошо... — Безобразіе!.. — Вонъ-вонъ, за уголокъ*то хоронится... въ ворота побѣгъ!.. — Ну, теперь... поголовно отвѣтютъ за порядокъ! — Обязательно. А то одинъ разговоръ, а дѣла не видно. Давно было. Свѣяло лузгу вѣтромъ. Помню Москву въ расплохѣ, отданную захват}/- нерадѣньемъ, безсильемъ власти; героевъ одиночныхъ, бившихся голыми руками; и „миръ почетный" — послѣднюю насмѣшку. Помню Москву въ позорѣ — безпутный гомонъ, подъ красными лоскутами въ блесткахъ, въ сусали трактирной, балаганной. „Впи-редъ... впиредъ...!" — похотливый, разгульный выкрикъ, мокрыя юбки въ вѣтрѣ, надъ голыми ногами, шлепающія въ лужахъ полсапожки, раздерганныя кофты, сбившіеся платки на шеяхъ, простоволосыя головы подъ вѣтромъ, сиплыя съ визга глотки. Разгульно, пьяно брели подъ дождемъ, по грязи. Стада по Москвѣ бродили, ревѣли — ко-рму! И строгія лица помню, — въ тоскѣ, въ тревогѣ.