Zapiski Russkago naučnago instituta vъ Bѣlgradѣ

260

менники. Въ то время какъ н-мецюе романтики проповЪфдовали ироню, которую Шлегель опред$лялъ какъ сознан!е всеобщаго хаоса, Констанъ безъ всякой ирон!и отстаивалъь принципы. Въ то время какъ Нодье пришелъ къ заключению, что: ‚истины н$ётъ“, Констанъ настаивалъ на томъ, что она существуетъ и что „говорить ее это долгъ“ 3). И только въ салонахъ, гдЪ онъ блисталъ, онъ озадачивалъ своихъ собесЪлниковъ парадоксами: „то, что вы говорите, такъ вЪрно, что противное совершенно справедливо“. Его не привлекала д1алектика Гегеля, который вид$лъ въ мфЪ только тезисы въ столкновен!и съ ихъ антитезисами и который допускалъ синтезисы только какъ новые тезисы. Онъ не быль сторонникомъ новаго эволющ1оннаго мровоззрЪн!я, растворявшаго въ потокЪ времени все, что казалось устойчивымъ, и утверждавшаго: все относительно — вотъ единственное абсолютное начало. Констань рьшительно отвергъ это учен!е и противопоставилъ ему свою вБру въ абсолютные принципы. Онъ утверждалъ: „счастье обществъ и безопасность личностей покоится на изв5стныхъ принципахъ. Они истинны при всЪхь климатахъ, подъ всБми широтами. Они никогда не могутъ мЪняться, каково бы ни было пространство страны, ея нравы, вЪра и обычаи“ “). „ВсЪ наши бЪды связаны съ нарушен!емъ принциповъ; и... колон!и не потому погибли, что было сказано: пусть погибнутъ колонши, скорБе чБмъ принципъ; онЪ погибли, потому что было сказано: пусть погибнуть принципы, скорЪе ч5мъ тотъ или иной частный интересъ“ °). Придавая второстепенное значене такимъ принципамъ, которые являются только результатами), или принципами промежуточными’), Констанъ вмЪняльъ себЪ въ обязанность отстаиване иной системы принциповъ, именно той, которая „принадлежитъ вЪкамъ, причемъ судороги момента безсильны противъ нея“ *).

Что же тогда остается отъ пресловутаго непостоянства Констана? Оно ограничивается его интимною жизнью и его отношенями къ Бурбонамъ.

Констанъ совсфмъ не походилъ на созданнаго романтическимь воображеншемъ Жоржь (Сандъ Мопра, мужчину, который полюбилъ разъ въ жизни и до смерти остался в$ренъ этой любви. Онъ велъ безпорядочную и даже безпутную жизнь. Но заслуживаетъ вниман!я, что этоть потомокъ гугенотовъ и выходцевъ изъ кальвинической Швейцар!и всегда мечталъ ограничить свою жизнь домашнимъ кругомъ и даже въ любовныхъ связяхъ стремился къ порядку °). По отношенпо же къ своей законной жен онъ вм5нялъ себ въ долгъ привязанность, которая почти зам$няла врность.

Въ поведении Констана по отношеню къ Бурбонамъ ему ставятъ въ вину два отступничества: одно во время ста дней, другое — во время польской револющи. Но за исключевемъ