Zarя russkoй ženšinы : эtюdы

34 зомъ могла оказаться причастною къ нему, столь любимая и чтимая лѣтописью и устными преданіями, княгиня Ольга? Такимъ, что въ сказаніяхъ объ языческомъ періодѣ ея жизни и, въ особенности, объ ея мести древлянамъ за убійство Игоря, и она является звѣрь-бабою, достойною воспитанницею разбойничьяго перевоза. Костомаровъ имѣлъ основаніе утверждать, что „мудрѣйшая изъ человѣкъ*, какъ отозвались объ Ольгѣ кіевляне при внукѣ ея Владимірѣ, —■ „типъ коварства и кровожадности И, такъ какъ въ Ольгѣ выразился „дикій, варварскій идеалъ" эпохи, то, — заключалъ названный историкъ, „по этому идеалу мы можемъ себѣ вообразить, какова была та звѣрская разбойничья шайка, которая создавала себѣ такіе поэтическіе образы и наслаждалась ими". 7. Заключеніе Костомарова справедливо для эпическаго воображенія и творчества X—XI вв., но едва-ли пригодно для личной характеристики Ольги. Вѣдь лѣтописная повѣсть объ ея жестокостяхъ есть не болѣе, какъ сводъ нѣсколькихъ ходячихъ анекдотовъ о способахъ кровомщенія и военныхъ хитростяхъ, повторявшихся многократно и до Ольги, и послѣ Ольги. Такъ, знаменитый эпизодъ Ольгина мщенія, — какъ она сожгла древлянскій стольный городъ Искоростень при помощи голубей и воробьевъ, привязавъ имъ къ лапкамъ зажженный трутъ, — есть лишь историческое воспоминаніе объ осадномъ способѣ, дѣйствительно практиковавшемся разными азіатскими воителями. Армянскій историкъ Асохикъ (Степаносъ Таронскій), жившій въ концѣ X столѣтія, приписываетъ изобрѣтеніе живыхъ брандеровъ Александру Македонскому: онъ де „посредствомъ птицъ поджегъ деревянный дворецъ, находившійся на высокой скалѣ". Асохикъ вспоминаетъ