Bogomolьe

5 — А, помирать собрался? — Помирать не помирать, это ужъ Божья воля, а . . . какъ говорится, — дѣловъ-то пуды, а о н а — туды! — Какъ? кто? .. , куды — туды?.. —- спрашиваетъ съ раздраженіемъ отецъ, замахиваясь вожжей. — Извѣстно — кто. Она ждать не станетъ, дѣла ли, не дѣла ли, — а все покончитъ. Отецъ смотритъ на Горкина, на распахнутыя ворота, которыя придерживаетъ дворникъ, прикусываетъ усы. , — Чу-дакъ ... — говоритъ онъ негромко, будто на „Чалаго", машетъ рукой чему-то и выѣзжаетъ шагомъ на улицу. Горкинъ идетъ разстроенный, кричитъ на меня всердцахъ — „тебѣ говорю, отстань ты отъ меня, ради Христа!" Но я не могу отстать. Онъ идетъ подъ навѣсъ, гдѣ работаютъ столяры, отшвыриваетъ ногой стружки и чурбачки и опять кричитъ на меня — „ну, чего ты присталъ?. .“ Кричитъ и на столяровъ чего-то, и уходитъ къ себѣ въ каморку. Я бѣгу въ тупичокъ къ забору, гдѣ у него окошко, сажусь снаружи на облицовку и спрашиваю все то же: возьметъ ли меня съ собой. Онъ разбирается въ сундучкѣ, подъ крышкой котораго наклеена картинка — „Троице-Сергіева Лавра", лопнувшая по щелкамъ и полинявшая. Разбирается и ворчитъ: — Нѣ-этъ, меня не удержите... къ Серги-Троицѣ я уйду, къ Преподобному... уйду. Все я да я . .. и безъ меня управитесь. И Ондрюшка меня заступитъ, и Степанъ справится... по филёнкамъ-то приглядѣть, велико дѣло! А по подрядамъ сновать — прошла моя пора. Косой не запьянствуетъ, нечего бояться... коли далъ мнѣ слово-зарокъ — изъ уваженія соблюдетъ. Какъ разъ самая пора, теплынь, народу теперь по всѣмъ дорогамъ ... Нѣ-этъ, меня не удержите. — А меня-то... обѣщался ты, а?.. — спрашиваю я его, и чувствую горько-горько, что меня-то ужъ ни