Elanь : razskazы

22 — Привелъ, папа. — Ладно. Завтра утромъ, пусть выведутъ. Спокойной ночи. Ну какая тамъ „спокойная ночь", когда сердце бьется, какъ овечій хвостъ. Настало и утро. Старикъ велѣлъ себя снести на крыльцо, чтобы лучше видѣть. Усѣлся, подбородкомъ на костыль оперся. Сынъ рядомъ. Вывели вороного жеребца. Старикъ отъ гнѣва и изумленія сначала онѣмѣлъ, никакъ не могъ раздохнуться. Кровь ему въ голову бросилась, и глаза наружу вылѣзли. Потомъ прохрипѣлъ черезъ силу: — Это что же за чучело, вороное? Откуда? Изъ погребальной процессіи что-ли? — Тотъ самый жеребецъ, котораго я купилъ у Потебни. Поглядите, статьи-то какія. — Я же тебѣ приказывалъ сѣраго! Какъ ты посмѣло меня ослушаться? — Да, вѣдь, папа, лучше этой лошади на всем-п свѣтѣ нѣтъ... Поглядите статьи. — Тутъ старикъ вовсе взбѣсился. Метнулъ въ Николая Васильевича костылемъ, на манеръ какъ Грозный Іоаннъ въ своего сына. Попасть то онъ попалъ, но, слава Богу, костыль былъ безо, остраго наконечника, а ударъ старческій, слабый. — И не смѣй мнѣ никогда на глаза показываться! А этого траурнаго урода татарамъ на маханъ велю продать. Однако, не долго оставался Николай Васильевичъ въ немилости. Старикъ отходчивъ былъ. Посылаетъ, наконецъ, за сыномъ. Тотъ пришелъ, глаза долу, знаетъ, что глубоко папеньку обидѣлъ. — Становись, бунтовщикъ, на колѣни! Проси прощенья! Тотъ опустился передъ старикомъ на колѣни. — Прости, — говоритъ. —■ дорогой, папочка. Какъ увидѣлъ я этого жеребца, такъ сразу съ ума сошелъ. Главное статьи... Тогда обнялъ старый Телегинъ сына за голову, притянулъ къ себѣ, поцѣловалъ въ лобъ.